apocalyptica — not strong enough (feat. brent smith of shinedown)

  Насколько может быть сложной жизнь. Помножь ее на три и получишь будничный день Клауса Майклсона. Слоняться по дому собственной тенью из угла в угол. Храня в голове сотни мыслей и тысячи опасений. Расфасовывая их по картотекам, помечая особо интригующие страницы жирным маркером. Колючками терновыми овивают они сознание. Душат до хрипоты. Защитить, спасти, дать бой собственным демонам. Они на пьедестале из костей пляшут, зазывая на свой сабантуй. Карминовым нектаром сочатся бусы, что на шею твою они водружают. Хомутом, иголками внутрь сдирают кожу в кровь. Из раза в раз, босиком по минному полю имени Хейли Маршалл. Один неверный шаг и мы возвращаемся на исходную. Устал, восемнадцать лет вальса с яркими вкраплениями танго. Именно такие у вас отношения. Кружите под музыку, с хрустом костей поверженных врагов под ногами. Даже семейная, казалось бы невинная поездка, обернулась очередными эмоциональными горками. Она пришла к тебе, ты не прогнал. Она решила остаться, ты не был против. Она сбежала под утро, ты воспринял это как новый шаблон ваших извращенных отношений.

  Давно перестал смотреть в глаза брата. Боялся что масштабы разрушений причиненных ему тобой, будут столь фатальны, что он никогда тебя не простит. С ней быть не можешь, но и без нее гибнешь. Привязал Хейли Маршалл к себе на веки ребенком. Чтобы не ушла, чтобы не бросила. Позволил ей любить собственного брата, чтобы остался и он. Дурацкий любовный геометрический узор, выстроенный твоим больным манипулированием, работает вот уж почти двадцать лет. Двое, без которых ты не смыслишь существования. Две души, что не позволяют скатиться в безумие. Потерять хоть одно из них, как удалить тот самый неудачный брусок в дженге. Вся конструкция развалится к херам. И ты не позволял ей этого. Себе во вред, наступал на горло, душил ревность. Искал утешение в голубых глазах женщины, которую погубил. Любил ли ты ее? возможно... но она любила сильней. От того и сгинула в пучине тьмы. Это, и твое дурное прошлое. Отвлечение — было твоим спасением, самообман — лекарством от самого крепкого недуга... любви. Клаус Майклсон не должен позволять себе слабостей. Враги всегда находят самые уязвимые места. Любовь — самая опасная слабость из возможных.

  Стук в дверь возвращает из мира, где стены твоего дома разрушены, а по его венам течет черная гниль. По хорошему бы отсидеться, да все жители в курсе что ты тут. Педантичной размеренности шаги до двери. Легкий поворот круглой ручки и Маршалл чуть ли не на тебя валится. Неожиданный визит немой паузой на лице отражается, в то время как волчица переступив порог бесцеремонно огибая тебя проходит вглубь темной комнаты. — Заходи, располагайся, к чему спрашивать разрешение. — сарказмом сочится твой язык, когда ты дверь за ней закрываешь. Полумрак ложится на ее плечи, когда к окну она подходит. Свет уличных фонарей ласкает ее волосы, дымка загадочности придает интимность. — Что-то случилось с Хоуп? — Первой мыслью всегда будет она. Твоя путеводная звезда, надежда этой семьи. Лучик добра в этом темном царстве богов и чудовищ.

  Опровержение твоих опасений, облегчением выходит из легких вместе с воздухом. Раньше ты и представить не мог, как же трудно быть отцом. Двадцать четыре на семь, накручивать себя о благополучии ребенка. Который уже достаточно подрос, чтобы совершать глупые ошибки и страдать от собственного неверного выбора. Повезло что Хоуп твой единственный ребенок, иначе бы ты и вовсе перестал спать. Видимо мироздание слишком хорошо тебя знает, потому ждало тысячу лет, чтобы сделать тебе такой подарок. Берегло тебя и жизни окружающих. Когда вопрос о вашей дочери отпал, ты внимательно изучал силуэт Хейли. В этом полумраке все ощущалось ярче, как бы странно то не звучало. Вечерний покров скрывал вас друг от друга ровно настолько, чтобы все ваши слова были укутаны в безопасной колыбели. — Спустя девятнадцать лет, ты вдруг захотела поговорить о нас... ты случаем братом не ошиблась? комната Элайджи дальше по коридору, тут легко промахнуться. — по старой махровой привычке, облачаешься в броню колкостей. Знаешь, что скользкие темы ничем хорошим не заканчиваются. В этом уравнении слишком много переменных, чтобы выйти сухими из воды без потерь. Кто-то обязательно пострадает. А по-скольку привык страдать ты, то пусть все так и остается.

  Начало беседы, не предвещало легкой светской небрежности о погоде и бабочках. Ты было шагну в сторону стола с подносом, на котором гордо возвышались бутылки с бурбоном. Как ледяной ушат слов Маршалл, вылился тебе на голову и выбил почву из-под ног. Ты замер, оцепенел. Воздух втянутый через нос, так и не нашел выхода. Сердце что было проткнуто клинками и кольями сотни раз, пропустило несколько ударов. Ущипнуть бы себя да проверить, не сон ли это, или дурацкое дежавю. Только где тогда доблестный Элайджа, что вторит о важности семьи. И кучка дохлых ведьм, взявших волчонка в заложники, дабы использовать в своих, сучьих целях.— Если это шутка, то не простительно злая. — Твое всецелое внимание было приковано к матери твоего ребенка. Пока что единственного ребенка. И другие варианты ты не рассматривал. — Это невозможно, иначе моя мертвая матушка не предлагала бы тебе переселение души, в тело смертной девушки. — Мир кажется вот вот грозится рухнуть тебе на голову, а ты лишь делаешь шаг навстречу к женщине, ради которой стоит убивать.

  Непростительно близко. Ощущаешь аромат ее волос, кожи. Тонкие нотки леса, росы, цветов в солнечном поле и самой луны. Хейли Маршалл проворной змеей забралась к тебе под кожу, проползла под ребрами прямиком к сердцу. Где и свила свое теплое гнездышко, да терзает изо дня в день своим присутствием. — Ты точно уверена что... — не решаешься произнести слово на букву "Б", потому что оно изменит все. Это уничтожит Элайджу, расколет семью и возможно, после этого уже ничто не сможет ее собрать воедино. — Ты абсолютно уверена что... это возможно? — так и не осмелился. Трусом окрестишь себя завтра, а сегодня, сейчас, кажется крыше все таки суждено рухнуть, потому что волчонок свято верит в то что говорит.

  Тебе бы радоваться, подхватить ее на руки и кружить как любому достойному мужчине, которому любимая женщина сообщила радостную весть. А ты лишь оцениваешь масштабы пиздеца, что за собой повлекут эти новости, услышь их остальные члены семьи. — И что ты хочешь чтобы я сказал, что все будет хорошо? ... с тех пор как мы вернулись в мир живых, ты так до конца и не объяснилась с Элайджей. Ко мне, ты то льнешь, то убегаешь. — начинаешь закипать, с каждым словом все больше и больше уходя в жестикуляцию. Мимика приобретает все новые и новые броские очертания, полностью перекрывая остальное. — Как я могу сказать что все будет хорошо, когда мы с братом ходим по тонкому льду имени Хейли Маршалл! Шаг влево, шаг вправо, и ты с легкостью опускаешь нас под воду! И с наслаждением держишь, пока ледяная водица своими колючками заливается в легкие!  — накипевшее за все годы, нашло новый выплеск в гневе на нерешимость волчицы. Развернувшись, отходишь на пару шагов. Закрыв глаза сжимаешь кулаки до хруста. Сейчас бы кого-нибудь убить, было бы весьма кстати. Но вместо кровопролития, ты резко поворачиваешься к Эсмеральде этого дома и тычешь в нее указательным пальцем.

  — Ты боишься быть с Элайджей, потому что он тебя ранил. Потому что за той красной дверью, ты увидела то, что не хотела видеть. Каков он на самом деле. Хоть мой брат никогда и не скрывал от тебя, что из себя представляет. Я говорил тебе, что Элайджа лучший из Майклсонов и просил дать ему объясниться. Но потом все пошло по накатанной и он оступился. Он не спас тебя, хуже того, помешал мне спасти тебя. Это был самый ужасный день в моей жизни, Хейли. Из-за тебя, я отвернулся от брата. Был готов разорвать "всегда и навечно". И только когда он вернул свои воспоминания о тебе, и жизнь покинула его глаза точно так же как мои... я понял, что не могу его ненавидеть. Как бы мне не хотелось, ради тебя. Не ради себя или кого-то еще... ради тебя, из-за тебя. — устремив подушечку пальца к виску, ты готов вылить весь ушат дерьма на Маршалл. — Ты постоянно вот тут, и никак не уберешься. Но я заслужил все муки этого мира, а мой бедный брат нет. И весть о том, что ты снова носишь мое дитя, просто уничтожит его. А хуже во всем этом то, что ты сама не знаешь чего хочешь и как важна. Или верней сказать, кого ты хочешь. — руки свободно опав вниз, хлопают о бедра. В твоих глазах блестит ночь, окрашенная в цвета безысходности. Положение в которое вы сами себя загнали, столь шатко, что ты не знаешь чего хочешь больше: спрятать Хейли от всего мира, или прибить ее. И лишь одна мысль о том, что из этой ситуации не выйти без жертв, убивает тебя самого похлеще кола из белого дуба.

Заголовки газет были жестоки – «Мир без Вайба», «Вайб погиб», и тому подобные. Циско понимал, что так надо – Цикада не остановился бы, не добившись своего. Фанатка, Эксцесс, спасла ему жизнь, придумав все это. И теперь... Со всем на свете когда-нибудь приходится расстаться.
Пустота. Огромная, давящая пустота и тишина, в которую валится все хлеще, чем в черную дыру. Он долгое время не задумывался – как это, когда открывал бреши, когда приходили видения... Поначалу это пугало, но стало привычным. Надо? Без проблем. Все получалось само собой. Когда это было нужно, Вайб приходил на помощь всем. Вот только... Конечно, Циско бывал в опасных ситуациях, но как-то получалось выкрутиться. Но только не сейчас. Фанатики – однозначное зло, в отличие от фанатов. С фанатиками не договоришься, они не слышат ничего.
И теперь – пустота. Тишина. Темнота. Циско остался один ночью в СТАР лабс – он собирался уезжать к родителям. Надо было переждать это время, прийти в себя. Понять, что делать дальше. Пока он как обычно, торчал за компьютером с чашкой кофе, просто убивая время. И вслушиваясь в тишину...
Руки все еще болели. И хотел бы открыть брешь, смотавшись как можно дальше отсюда, да не вышло бы, и не только потому, что надо было залечь на дно. Рана от кинжала Цикады причиняла боль – использовать силы не вышло бы. Иначе ушел бы на Землю-2 как минимум. А то и дальше.
Вся моя жизнь – темная комната. Одна большая, темная, комната... Вот эта самая. И что дальше? Теперь, когда Вайба не было рядом, в душе поселилась пустота. Стоп, это что получается? Это что, как у Кейтлин с Мороз? Он думает о Вайбе как о другой личности, да серьезно? С другой стороны, так и было. Давно уже не только псевдоним, хотя так далеко, как у Кейтлин, не зашло.
Работать не получалось, так что вместо отладки систем Циско просто шарил в интернете, в который раз натыкаясь на все те же заголовки, которые причиняли боль. В конце концов он отправил сообщение: «Фелисити, надо посоветоваться».
Подумал-подумал и добавил: «поговорить, в общем».
Поговорить. В два часа ночи. Конечно. Она вот сейчас возьмет и ответит тебе. Поэтому добавил еще «когда  тебе будет удобно». Такой очевидный намек на то, что удобно именно сейчас.
Не ищите ад в другом мире. Он – в нас, и только мы способны его преодолеть. Вот это – личный ад. Здесь и сейчас. Заголовки, пустота на месте второй личности. Действительно... Нет, это не ошибка.
Такое чувство, будто и он сам умер. Не только альтер-эго. Не только инсценировка. Эх, фанатка, натворила, вот в самое сердце. Ну хотя бы жив. Только это почему-то не успокаивало.
То чувство, как будто тебя нет... Чувствуешь себя призраком. Конечно, с людьми общаешься, с командой вот, но при этом тебя словно и нет. Словно все это неправильно. Словно смерть была настоящая. И не смерть Вайба, а его, Циско. Жутко. По-настоящему жутко. Нет, не надо сейчас о смерти. Неважно, притворной или нет. Кто же он все-таки – больше Вайб или больше Циско?  Где же истина? Истина не всегда такова, какой кажется. И не поспоришь.
Вопрос на миллион. Лучше заняться работой. Заняться хоть чем-то...
Сон – или видение – пришел незаметно. Что-то хаотичное... Кровь – руки в крови, какие-то таблицы, холод... И тут же прошло. Руки болели. Циско посмотрел на ладони – кровь проступила сквозь бинты. Да чтоб тебя...
...Утро. Он умудрился заснуть прямо за компьютером. Прямо вот так, даже в комнату отдыха не ушел. Циско посмотрел на часы на мониторе – может, переселиться сюда? Нет, плохая мысль.  Кофе давно остыл, конечно. Пришлось вылить. Скоро придут остальные.
Циско поставил на стол новую кружку с горячим, бодрящим кофе и только сейчас обнаружил уведомление о сообщении. От Фелисити.

Не то, чтобы Тони после Афганистана так уж тянуло к армейским... Он успешно переругался со всеми знакомцами из высших чинов, кроме разве что Роуди. Отказ от производства оружия и десятки нарушенных контрактов взбесили уйму народа, а кто-то даже предпринимал попытки продавить Тони изменить решение и… это определенно не могло закончиться миром! С другой стороны, против простой солдатни Старк ничего не имел: солдаты — всего лишь люди, которые выполняют свою работу, а нравится лично ему их работа или нет — не столь уж важно. Военные базы тоже в некоторой степени нравились Тони. Атмосферой и возможностью хоть немного отвлечься от собственного статуса миллиардера, общаясь с рядовыми и младшими офицерами. В общем, отказываться от предложения Роуди навестить его Тони не стал. К тому же, он давно не видел друга лично. Сказывалась занятость обоих. А еще начало сентября — вполне себе отличное время для того, чтобы сменить деловой костюм на камуфляж! Не жарко, не холодно, не слишком грязно, ведь до затяжных дождей еще не дошло, и почти не надоедают москиты.

Развлечения…

А развлечений на самом деле хватало. С этим на военных базах, вопреки строгой дисциплине (хотя с появлением Тони эта самая дисциплина автоматически становилась не такой строгой), проблем не было. Покатушки на военной технике — классика жанра. Потравить и послушать байки — тоже. Тем более конкретно у здешних ребят чуть ли не своя мифология сложилась вокруг обрамляющего базу леса. Тут вам и выпотрошенные звери, и убитые обескровленные жители городка неподалеку, и пропавшие без вести солдаты, отправившиеся в самоволку — тот еще полет фантазии, достойный страшилок у костра в бойскаутском лагере! Хотя, если верить Роуди (а не верить причин не было), люди действительно в лесу пропадали, а служебные собаки бывало находили задранное зверье. Кстати, собаки — тоже вполне себе развлечение. Нечто вроде “пощекотать нервы”. Можно было бы, конечно, надеть рукав и позволить кинологам потравить на себя овчарку, но Тони, максимально непривычному к животным, достаточно было просто погладить собаку без намордника, чтобы словить острых ощущений.

Стрельбище — отдельный сорт удовольствия. В тирах на гражданке (даже там, где тренировались профессионалы) ассортимент оружия едва ли сравнится с тем, которым располагали военные! И над оружием Тони хоть больше не работал, а некоторый интерес к нему не утратил. Не утратил и стремления на практике попробовать кое-что из образцов чужого производства. Стрелком Тони был, конечно, не то, чтобы уж слишком метким и умелым, но кое-какими навыками обладал. Не мог не обладать.

Ряд мишеней впереди. На голове наушники. В руках McMillan TAC-338. Мэйсон — инструктор — дал последнее напутствие, и Тони приложился к прицелу. Выстрел. Наушники заглушили хлопок. Тони скинул наушники и оглянулся на инструктора. Тот уже высматривал в бинокль результат его выстрела. Тогда же Тони отвлекся, позволив себе случайный взгляд на кромку леса справа от стрельбища. Уловил движение в густом подлеске. Нахмурился и снова приложился к прицелу, пытаясь понять что это там такое мелькнуло.

Не разобрал. Не разобрал и не смог противостоять собственному любопытству.

— Я сейчас, — бросил Мэйсону и жестом обозначил в каком направлении собирается отойти. Перекинул через плечо винтовку и, получив одобрительный кивок, двинулся к лесу.

Снова движение. Тони сощурился, вглядываясь. Любопытство перетекло в азарт. Ринулся дальше в лес, позволяя неизвестному увести себя от границ военной базы. Не самый умный поступок со стороны Тони, но интерес перекрыл голос здравого смысла, да и у Старка не было никогда проблем с уверенностью. Он точно знал, что не заблудится — Д.Ж.А.Р.В.И.С. всегда на связи. За собственную жизнь Тони тоже не волновался — давно оправился после операции на сердце, да и оружие за плечом укрепляло чувство безопасности.

“Какого?..” — заметив нечто темное и быстрое меньше, чем в паре десятков шагов от себя, Старк только и успел, что снова схватиться за винтовку.

Невольно вскрикнул, когда нечто вылетело из зарослей и навалилось на него всем весом. Выставил вперед винтовку, принял на нее удар — настолько сильный, что сам Тони лишь чудом не рухнул наземь. Несмотря на то, что оказался застигнут врасплох этим нападением, вовремя взял себя в руки и отпихнул нападающего назад. Следовало бы атаковать сразу, но Тони не смог. Уставился на человека перед собой. Впрочем, человека ли?.. Помятый вид, бомжеватый прикид и дико вытаращенные глаза, конечно, вполне можно приписать человеку, а вот зубы… Чужой оскал здорово вышиб почву из-под ног. Тони ошалело уставился на визави, а тот… Тот снова бросился вперед, словно бы в попытке вцепиться в Старка своими жуткими зубищами! Тони скользнул в сторону, уклоняясь. Инерция сыграла с противником злую шутку — он пролетел вперед и, споткнувшись, покатился по земле. Больше Тони не церемонился. Стрелять не стал — не был готов убить человека (возможно человека…) — однако прикладом по лицу приложил крепко. А потом еще раз, еще и так до тех пор, пока загадочный нападавший не притих.

— Что ты за… — договорить Тони не успел.

Притих нападавший совсем ненадолго, и разбитое прикладом лицо явно не стало для него проблемой. Он снова атаковал, а обескураженный такой напористостью Старк громко выругался на смеси английского с немецким и русским. Продолжил бить прикладом, не давая противнику подняться. Нападавший, словно чертов неубиваемый Терминатор, упорно пытался встать и атаковать!

“Что делать?” — вполне логичный вопрос. Он пульсировал в голове, но Тони никак не мог нащупать на него ответ. Старк точно знал, что не должен поддаваться панике, однако на этом его понимание ситуации заканчивалось. Перехватить винтовку и выстрелить? А успеет ли? Фактически противника сейчас на земле удерживали только бесконечные удары прикладом по голове…

Тони Старк у мозгоправа. Звучит, конечно, так себе, но благо изливать душу сегодня предстояло не Тони. “Я там только в качестве сопровождающего” — как-то так убеждал сам себя, сдерживая нарастающую тревогу. С тревогой вообще была беда в последние дни, и даже чудесные колеса доктора Петерсона не очень-то ее глушили. Но. Нет. Сегодня Тони просто сопровождающий. Наташа тоже. Если бы не сломанная рука, то Старк бы решил, что присутствие Наташи излишне — доставить Соловья из точки А в точку Б он вполне в состоянии самостоятельно (особенно заручившись помощью личного водителя) — однако гипс предстояло носить еще неделю. Чем завершится разговор с мозгоправом… мозгоедом — решительно непонятно. Как отреагирует Артур? Загадка. Только вот при случае Тони с одной здоровой рукой его угомонить не сможет. Как вообще угомонить хтонь, в которой силы столько, что хватает в спарринге со Стивом на равных стоять? Без Наташи шансы стремились к нулю. Хотя с Нат тоже не то, чтобы были шибко высоки. С другой стороны, в способности подруги к приручению хтони Старк верил куда больше, чем в собственный талант дрессировщика. К счастью, Артур агрессивным или взбудораженным не выглядел. Он выглядел спокойным, пускай и явно подавленным.

“Все окей, в нашей команде главный дебошир по-прежнему я!” — еще немного самоубеждения. Тревога ушла глубже, но не исчезла совсем.

Про чертовых магов Тони предпочитал не думать, да и не до Стрэнджа с Максимофф как-то было. Просто… Сама по себе идея вести Артура к стороннему человеку (пускай и специалисту по вправлению мозгов) несла определенный риск. Как минимум: нельзя дать всплыть чему-то, что явно или неявно выдаст истинную природу Артура или даст повод задуматься о его причастности к магическому ордену. Не сказать ничего лишнего о делах Мстителей — тоже важно. Впрочем, в умении Артура хранить секреты Тони не сомневался. Не сомневался он и в том, что Соловей запомнил придуманную для него легенду про двоюродного племянника мисс Поттс, побывавшего в горячей точке. Нет, все сомнения Тони фокусировались вокруг того, что Артур — это Артур. Со своим особым взглядом на жизнь, такими же особыми манерами ребенка в теле взрослого (пускай молодого — больше двадцати едва ли дашь! — но все-таки взрослого) и полной потерянностью во времени. Скрыть то, что он не человек едва ли возможно в принципе! С другой стороны, Тони платил достаточно, чтобы доктор-мозгоклюй не лез туда, куда не приглашали и не задавал те вопросы, которые будут уж слишком неудобны Мстителям.

— Ты можешь закончить с ним разговор в любой момент, — мягко напомнил Тони Артуру. До нужного этажа оставалось всего ничего.

— Может все-таки закинем ему пару жучков в карманы, а? — эта реплика уже предназначалась Наташе. — Чисто подстраховаться! — добавил Старк, упреждая возможные возмущения.

В кабинет мозгоеда зашел первым. Одетый с иголочки (и с разрисованным маркерами гипсом на правой руке), обвел помещение царственным и излишне пристальным взглядом.

“Ты мне уже не нравишься”, — человека в кресле “поприветствовал” также взглядом: не столько внимательным, сколько подозрительным. Возможно, при других обстоятельствах и в другом месте Тони бы отреагировал на этого типа куда менее враждебно (вряд ли!), но… имеем что имеем? Тем более Старк сам его выбрал.

— Он — клиент, — коротко обозначил Тони и жестом указал на Артура. Взглянув на мозгоправа исподлобья, мысленно добавил:

“Обидишь его, и я тебя по судам затаскаю!”

От угроз вслух воздержался. Во-первых, и без того очевидно. Во-вторых, надолго задерживать на себе внимание Тони не хотел. Он отошел к одному из книжных шкафов. Уходить из кабинета явно не торопился. Изображая крайнюю заинтересованность в литературе на полках, Старк прикидывал куда бы закинуть очередной жучок. Раз уж по карманам Артура распихать не дали, то хоть в кабинете парочку оставит! Не бросать же Соловья один на один с этим вот!

Если бы Циско кто-то сказал, что случится сегодня, он бы не поверил. Предпочел бы убедиться лично. А потом уже... С командой Флэша хватало приключений и так, поэтому свободное время, потраченное все-таки с пользой и для себя, и для команды, было благословением. Приключения же ждали его и так на каждом шагу. Но неужели здесь? Нет, здесь его ждет только кофе.
Хозяйка кофейни поставила перед ним чашку, взяла другую... Кажется, она не против, совсем не против общения. Отлично! День может стать еще лучше.
— Интересная точка зрения... Время и правда относительно. Наука до сих пор спорит о путешествиях во времени, ведь считается, что для этого есть ограничение – скорость света... Простите, я сказал это вслух? Вы философ или ученый? И почему тогда кофейня?
Кофе, в свою очередь, был божественным. Как она так точно угадала, что ему нужно? Он сам порой мог не угадать, предпочитая что угодно, лишь бы сладкое и крепкое, создающее нужный для работы настрой.
— Что до здесь и сейчас, то прямо здесь и прямо сейчас я пью кофе в обществе самой красивой девушки, которую только видел. И мне это нравится. Циско Рамон, — представился Циско. – Ваш акцент? А, точно...
Только сейчас он прислушался к речи девушки... но если бы она не сказала, Циско не заметил бы.
— Нет, просто я раньше вас не видел. Вот когда вы сказали про акцент... Вы жили в Англии, верно? И как вам здесь?
Романтический... хорошо, почти романтический момент прервал какой-то глухой звук... Откуда это? Становится все страньше и интересней...
— Это что? – Циско хотел было подшутить на тему, как все быстро развивается, но споткнулся о напряженный, тревожный взгляд девушки, да так и застыл с открытым ртом, прижал уже-не-незнакомку к себе – ну как после этого считать девушку незнакомкой – уцепился за ближайший столик свободной рукой.
Тряхнуло сильно. Чашки задрожали... Жидкость стала подниматься вверх... Толчок. Кофе расплескалось. Стоп. Жидкость так ведет себя только если рядом есть тахионы... С их ускорителем все точно было нормально, а вот девушка явно понимала, в чем дело...
Все успокоилось. Толчок был хоть и мощный, но один, и можно было выдохнуть. Циско посмотрел на девушку, чуть отстранился...
-Это что сейчас, как в Докторе Кто было?
За окнами кофейни был не Централ-сити. Какое-то время там был просто вихрь, и ведь Циско такое уже видел... на волнолете. Точно.
— Среди Легенд вас не было... это было путешествие во времени или только в пространстве? Это так круто!
Особенно если он будет не только техподдержкой, но и лично все увидит... Но что-то было не так. Неправильно...
— Только не говорите, что мы на другой Земле!
Конечно, для Циско это не было проблемой... Это было даже интересно. Еще интереснее, чем просто прошлое или будущее. Прошлое или будущее другой Земли – вот что интересно вдвойне!

Мария потихоньку начала привыкать к жизни в гареме. Она еще, будучи на корабле приняла свою судьбу. Девушка думала, что будет рабыней, которую загрузят работой. Но, к счастью, ее судьба сложилась по-другому. У нее была чистая одежда, вкусная еда, мягкая и теплая постель. Что еще желать? Единственное, чего боялась девушка — что султан призовет ее в свои покои. Но может, этого никогда не произойдет. Некоторые девушки из гарема все рассказали Марии, поэтому она пока не думала о своем страхе. Сегодня к султану повели Александру. Мария беспокоилась о своей подруге, но в глубине души надеялась, что все пройдет хорошо.
Сегодня девушки отправились на урок турецкого. Марии сложно давался новый язык, но что бы и дальше жить в гареме, нужно учиться. Нигяр Калфа сегодня была раздражена больше, чем обычно. Она то и дело ругала и подгоняла девушек. Мария почти привыкла к жизни во дворце. Девушка решила немного задержаться после урока, и немного попрактиковаться в языке. Она совершенно не заметила, как быстро пролетело время. Мария поспешила вслед за девушками, которые удалились на приличное расстояние. Нигяр Калфа прикрикнула на Марию, чтобы та быстрее шевелилась. Девушка засуетилась. Она пыталась нагнать остальных девушек. Дорогу перекрыла стража. Крепкие мужчины вели незнакомца. Мария остановилась и взглянула на юношу. Девушка никогда не видела таких прекрасных и чарующих глаз. На секунду, их взгляды пересеклись, и девушка поняла, что у нее возникли чувства к парню. Юношу поспешили увести, а Мария некоторое время стояла и смотрела вслед удаляющейся стражи. За короткую жизнь во дворце, Мария видела разных преступников, которых сажали в темницу, а наутро казнили. Девушка очень хотела спасти этого юношу, но это было очень опасно. В случае провала, славянку могли казнить. Мария вернулась в покои, и дождалась того, когда все уснут. Александра еще не вернулась. Обычно, султан не оставлял наложниц на ночь, но сегодня решил сделать исключение. Это было на руку Марии, так как подруга, скорее всего начала бы выпытывать. куда это ее землячка собралась по среди ночи.
Девушка старалась идти бесшумно, чтобы не попасться на глаза Нигяр. Хоть ей и было страшно, но ей двигало желание помочь незнакомцу. Мария знала, в какой стороне темница, и тихо последовала туда. Стражники были заняты игрой, чтобы скоротать время. Обычно, никто не стремился попасть в темницу. Девушке пришлось дожидаться подходящего момента. Ей удалось миновать стражу. Камеру с юношей быстро удалось найти. Мария взялась двумя руками за прутья и с улыбкой посмотрела на заключенного. Он сидел на полу. Сперва, он не заметил девушку.
— Пссс — тихо позвала наложница. Она нервно обернулась, рассчитывая, что никто ничего не услышал.
— За что вас посадили сюда? Вы прибыли к султану? Откуда вы? Как вас зовут?
Мария смущенно улыбнулась, и опустила глаза. Она понимала, что юноша не захочет доверять ее, и вряд ли ответит на ее вопросы.
— Я знаю, вы думаете, что  мне нельзя доверять. Но, если вы невиновны, я могу помочь вам выбраться.
Девушка еще раз опасливо обернулась. Но к ним никто не спешил.
— Меня зовут Мария. — девушка снова смущенно отвела глаза. — Я одна из наложниц султана Сулеймана. Я немного знаю все о дворце. Знаете, мне кажется, что вы хороший человек. Я очень хочу помочь вам.

— Десять минут, — повторил с точностью тем же тоном, как это сказал Дилюк. Да, передразнивая, и да, запоминая таким образом чужие слова подобно установке. Целых (!) десять минут. Если уж опускаться до нынешнего состояния Кэйи, то можно было бы сказать, что за десять минут можно успеть умопомрачающе многое: и кончить, и прикончить, как пример. Для обеих опций, впрочем, у капитана кавалерии имелся стакан и коник: первый стоило допить, а второй, так уж вышло, из-за секундной близости тепла едва подтаял, отчего член и конь слились в единую, не такую разборчивую теперь фигуру, больше похожею на некое нечто с пятой ногой. — Десять, — повторил он про себя, кивнув и спроваживая (сопровождая) названого брата взглядом. Настолько сфокусированным и чётким, насколько, кхмн, мог. Попутно, залпом допив свою алкашку, засунул в рот коника с подтекающим членом. Отчасти оно позволило немного вернуть себе концентрацию и отогнать потерянность: шоковая волна, вызванная обжигающим холодом льда, когда капитан переборол в себе порыв выплюнуть, заместо того надавив зубами. Пережевать (не стекло, ну), а там и холодной водой по языку в глотку затечет, с привкусом алкашки вдогонку.

Этим самым — пережевыванием, заглатыванием, единением со вселенной холода во рту, от которой глаза охотно слезились (спасибо алкоголю) — Кэйя и занимался какое-то время, пока взгляд вновь вернулся к Дилюку, занятому уборкой. Протёр там, прошёл сюда, понаяривал здесь, переместился сюда, в то время пока окружение оставалось тихим, неподвижным, безлюдным и более не шумным, будто бы "остывающим".

Наблюдая за этой весьма медитативной картиной, в которой, в силу времени суток, атмосферы и состояния капитана, парень даже не заметил, как щека сначала уползла к ладони, после — к локтю, а там и в этот самый локоть лбом. Наверное, если бы он уснул прямо так, то спина наутро ломила бы так, что лучше вам не знать о возможных сравнениях в его голове. Однако сегодня — как ни странно — почти получилось достигнуть того, чего Кэйя (пытался) добивался, собственно, каждый раз, когда брался напиваться. Получалось — что напиваться, что достигать поставленной цели — достаточно редко, но то ли из-аз усталости, то ли всё-таки из-за присутствиям Дилюка, а мыслей в голове практически не имелось. Ничего конкретного, лишь винегрет, пока алкоголь приятно согревал всё тело, делая его ленивым и способным принять любое положение за комфортное, лишь бы только это наваждение вакуума не рассеивалось.

Ещё минут десять, наверное, и капитан потянулся бы за мехом, чтобы устроить под щекой и задремать, однако чужое касание заставило повести плечом и повернуть голову к тому, кто побеспокоил. Будто среди двух реальностей застрял, и понять бы, в какой из них какой из ног Альберих находился. Прикосновение это — будто продолжение тепла, но при этом из-за пределов шара невесомости, будто рассеивающее затекание и дремоту. И голос оттуда же, из-за стены, собственное имя из эхо (уснул ли уже? не приснилось, как его произнёс названый брат?). Более четкий, очень знакомый и... на удивление понятный: слова разбирались. Так или иначе, пьяное тело — это одно, а не такое опьяневшее сознание — другое. В противном случае спаивание других, когда пил и сам, в исполнении Кэйи просто не работало бы как ок один из самых (односторонне) эффективных методов добычи информации и разработки.

— О?

Альберих моргнул. Раз, другой, третий. Слова переварить, осознать, перебрать варианты ответа и... заместо всего, просто хмыкнуть, потянуться да, упершись о стол стойку, чтобы оттолкнуться, подняться на ноги.

— Мастер настолько не доверяет моей способности правильно распоряжаться лавкой, что готов пойти на настолько крайние меры? — голос его, как и манера говорить, как и чёртов взгляд — алкоголь это всё разве что подчеркивал, никак не обратным образом. Альберих мурчит, потому что добился самой лучшей из реакций, какой только мог добиться при... всём том, что и как делал сегодня (и что имелось до). Шаг не привёл к удару о стену, а вполне себе к открытому пространству, т.е. шагу с другой стороны тоже. А уж стена ли посередине, пропасть или что-то ещё — это всегда в их случае слишком сложный вопрос, Альберих им не задавался. Не сегодня, не сейчас. Ему просто эгоистично не хотелось молчать целую вечность. Сколько угодно, но не с Дилюком: ему куда больше нравилось молчание между ними, когда в этом заключался диалог, а не... Ну, как было с той ночи.

— Ла-адно. Раз можешь, значит пошли. Очень правильный подход к постоянным гостям заведения~

Улыбка, выход, менее стабильный и более шаткий пол (менее устойчивый, но ветрам с концами не поддавшийся Альберих*, вернее) — они уже не раз это проходили. Вроде как. Хотя вообще-то сейчас ситуация всё-таки отлична от прежних.

// Когда еще не понял, каким быть надо
Суровым или прикольным, свободным или женатым.
Хитровыдуманным или простоватым,
И когда ты в системе еще не расставил координаты //

  ... щемит в душе тоска: да, синий сигаретный дым, впивается в глаза, как будто следы от очередного похмелья пытается выжать. Черт, говорил же Илюха, что завязывать надо хоть иногда. Но, поймите правильно, не каждый раз оказываешься в Москве. И не так, чтобы на один день, два музея, МакДональс, да, цены в ЦУМе высмеять, и эту тупую моду, совсем непонятливо. О, нет. Не так все просто, братан. Я тут же второй месяц. И чувствую себя самым настоящим москвичом, который понаехал. Ага. Хозяин Алтушки, даже не двушки. Цена такая, что Стас уже просто молча кладет сумму на лапу доброй женщине русской наружности без акцентика. Мне же просто смешно за этим наблюдать. Да, и херня это все. Херня то, что денег нет, в кармане пусто. Херня, что не знаешь, что будешь завтра есть. Вообще херня. Есть какой-то запас еды, есть старая плойка, компания друзей. И, самое главное. Есть работа. И даже не работа.

  Юмор.

  У меня был юмор. В свои двадцать три у меня был юмор. И только он. Я сделал ставку на него, контрольный выстрел. Поз меня подначивал, Катька запихивала нас в поезд нашими же сумками, звонко смеялась и желала удачи. Под тридцатник ей, как и Димке, а подростковая ее наивность вела нашу команду вперед. Димка по ней скучает, звонит, каждый день. Вот у Димки есть жена уже, у Стаса тоже все ближе счастливый день. А мы с Дроном были увлечены шутками. Наши яркие любовницы, с которыми самые охуенные ночи проводишь. Ну, и алкоголь был у нас всех, когда день был очень удачный. А нам, простым воронежским, много для счастья не надо было: похвалили нас на студии, дали нам зеленый свет, а иногда и просто улыбнется кто-то из Comedy, и все, и мы плывем, как нимфетки на выпускном. Ага.

  Ну, мы плывем. Воронежские, яркие, желающие продвигать наш Спорный Вопрос вперед. А была среди нас и нудящая правильная сторона. Непонятно зачем приведенные за ручку к нам Питерцы. Нахрена они нам нужны в уже готовом коллективе я пытался понять до сих пор. На трезвую голову плохо получалось, а на пьяную было уже все равно. Нет, ну, а нахрена нам эти театрала? Или кем они там себя считают? Пиздец. У нас был уже готовый коллектив, готовые идеи. И эта идея, я просто напомню, и зацепила Гавра! А теперь выясняется, что есть еще какой-то театр в Питере, которые тоже занимается Импровизацией, и руководство ТНТ решило, что это ж охуенный шанс совместить нас вместе. Мне вообще не понравилась идея делиться своим. Я так Стасу и сказал. Тогда он прочитал мне лекцию прямо в поезде, что нес в столицу, и, конечно же, уболтал меня. В конце концов я поверил, что без этих трех интеллигентов нам в телевизор не попасть.

  Но когда я их увидел... Бля. Я вспомнил все матерные слова, которые слышал на МашМете, помножил их на двое, но вслух сказал только сдержанное, тихое, сказанное куда-то в сторону: блять. Коротышки: одного не видно вообще, а еще и волосы светлые, когда он одевался в белое, приходилось даже щурится. И имя у него мое! Антон! Как мы можем работать на сцене? Иногда мы обращались друг к другу по имени, и во время репетиций уже были моменты, что мы реагировали оба. Причем, когда звали Дима и Андрей, этот тоже поднимал голову, как будто к нему обращаются! Он мне вообще не понравился, блин. Постоянно ластится ко всем, пытается стать своим. Хоть бы он быстрее понял, что ему не подходит наш формат! Я уже видел в его лице разочарование! Недолго осталось и по признания собственной несостоятельности. Никто не собирается шоу ради паршивой овечки менять!

  Второй еще был куда не шло. Тоже не вышел ростом, но у него была прикольная характерная внешность: кавказец из Армавира, в Питере не так давно, такая ходячая помесь культур. С ним получались прикольные шутки, а еще ему очень шли роли старых бабушек. Он прекрасно подделывал их голоса, и я буквально сыпался от смеха. С горем пополам я был согласен с тем, чтобы Сережа стал частью нашей команды. Он точно был лучшим. что представил Санкт-Петербург нам. И на фоне пухленького Поза он смотрелся тонким коротышкой. Они хорошо контрастировали, на этом тоже можно шутить. Короче, этот мой кастинг прошел.

  Однако, помимо Антона и Сережи, был еще один... И тут у меня точно не было приличных слов. Вот, знаете, мне в детстве нравились загадки, всякие кроссворды, найди отличия и прочая херня. Я находил какую-то извращенную радость в зачеркивании клеточек в японском сканворде, если сказать так. Но этот ребус... В рот я его ебал.

// Когда зависишь, нет денег и мерещится день тот,
Когда будет по-твоему, но сейчас ничего не сделать.
Когда при резких порывах твое летучее тело,
Надо держать на якоре, чтобы оно не взлетело. //

  Звали это чудо природы — Арсений. Как вы понимаете, уже в имени его был пиздец. Графское существо щуплой наружности с чистыми океанскими глазами, старческим вкусом в одежде. Но это все хуйня. Нет, в целом, когда рядом с тобой такое чудо в перьях, с претензиями на империализм в своих манерах ребенок пролетариата максимально чувствует себя уничиженным. Но когда он начинает шутить... Во-первых, я не понимаю и половины слов, которые он несет, во-вторых, я не могу понять, как строится его шутка. Казалось бы, клад для импровизации. Но хер там плавал. Когда ты вообще не понимаешь, чего ждать от самого старого из нас, невольно начинаешь думать, а что он тут делает вообще. Он ведь даже в КВН не играл! А еще и профессиональный актер! И этот Антон за ним шавкой бегает! Короче, они бесили меня оба. Но Арсений все же бесил сильнее.

  Я пытался намекнуть Стасу с первого дня уже очного знакомства, что этих двух дружков надо бы гасить. Мы никуда не уедем с этой херней.  Но он отмахнулся от нас, а потом после первой технички перед нашими работодателями, перед самим Вячеславом Дусмухаметовом [дух захватывает!], я с ужасом понял, что и Арсений, и его шестерка, нравится им. И что именно таким они видят наш будущий коллектив... Мне пришлось смириться. Пришлось делать вид, что все нормально. Делать вид, что я абсолютно счастлив. Нет, не надо думать, что я вдруг передумал становиться звездой, передумал нравится людям, нет. Просто теперь надо было смириться с тем, что у нас будет в коллективе пятое колесо и, блять, шесток поменьше, сильно поменьше, блять.

  Я не был актером. И врал я херово. Вернее я не умел врать совсем, и был искренним в своих чувствах и эмоциях. И тогда я подумал, что мне это даже на руку! Я ведь могу радоваться искренне: постоянно радоваться, смеяться, скакать на месте, прыгать, как егоза. Во мне было так много энергии, и не потому, что я был тут самым юным, хотя это и давало мне фору, но и потому, что я верил в свой шанс, и не давал забыть остальным. Загрустили мальчики по своим девочкам? Повод устроить вечеринку с плойкой и пивком. Поспать два часа и снова репетировать. Мы осели в Москве, готовились к первым съемкам, важным, и я старался думать об этом. И срабатываться с остальными. Хотя я все еще считал, что с Арсением это сделать невозможно.

  Мы трудились с понедельника по пятницу в одном из репетиционных залов. Он у нас был самый херовый, и гримерка явно не звездная, но мы не жаловались. Я точно не жаловался. Не знаю, как там наши графья, а я был рад и этому. Рад просто шансу выступать. Но в понедельник из Алтушки добираться было то еще приключение. В принципе это проблема любого дня, но в понедельник с лютого бодуна это вообще было невозможно. Я растолкал всех бабуль в автобусе, всю молодежь в метро, и оказался в зале вовремя. Я бы даже сказал, что непростительно рано. Но есть же толк в молодости. Я быстро поднялся с пьянками, пока более старенькие ловили похмелье. А я уже прыгал, я уже был готов тренироваться. Был уже готов выступать. Хоть и запах от меня поди был потрясающий. И ни мятная жвачка, ни сигаретки, не помогли...

// Нас не учили, в карманы деньги не совали.
И чем могли лишь мы друг другу все время помогали. //

  Недолго музыка играла, недолго я был в гримерке один. Я обернулся, чтобы подстебать своих друзей, потому что был уверен, что это ответственный Стас, который даже умирая, встает, идет на первый же автобус, уже в процессе становясь человеком, и крича, бья себя в грудь, что больше так никогда не будет пить. Хуйня. До следующей пятницы. И тем не менее передо мной оказался не мой друг. Вернее, я бы даже сказал, что передо мной оказался мой главный недруг.

  Арсений.

  Я пытался с ним даже не играть тет-а-тет, потому что в таком случае мне было очень сложно сдерживать свою ложь, носить свою маску принятия. Вот и сейчас она на мгновение пошатнулась, изобразив мое неудовольствие его увидеть, но я быстро вернул широкую улыбку на лицо, я бы даже сказал, что она была слишком бодрой для десяти утра понедельника. Но мне нравилось. Нравилось улыбаться и показывать ему заряженность свою. И если Арсений считает, что я не замечал, как он смотрит на меня из-под лобья, если думает, что я не замечаю его стрел, то он явно себя переоценивает, как актера. Взаимовыгодная терпимость прекрасно описывала наш вынужденный союз. Пожалуй, это наше лучшее взаимодействие.

  Жаль, что я не смогу игнорировать графского слона в комнате, особенно когда он обращается ко мне. Сначала хочется оскалиться, мол, серьезно, что тебе нужно от меня? Но опять же. Я играю в излишнюю дружелюбность и заряженность, и это с явным перегаром изо рта. Как ты там вообще, графиня? Справляешься? Противогаз не нужен, не? Я обращаю на тебя взгляд почти что невинный, ты же таким меня считаешь, да? Милая, заведенная овечка двадцати четырех лет. Так что я таким и буду. Ради шоу. Шоу ради шоу.

  — Поз опять начал храпеть. Знаешь, у него это бывает. Реакция на осень или что, понятия не имею, — я рассмеюсь так звонко, потому что мне шутка моя нравится. Я прекрасно понимаю, что мой друг — полный, и шутить по этому поводу могу только я, он, и остальные из Воронежа, — Так что спать рядом с ним невозможно. В конце концов, я сдался, — хихикну, потянувшись к открытой банке энергетика, прекрасно будущего меня после бурных выходных. Щедрых глоток и вот я готов к этому дню намного сильнее, чем был раньше. Я вообще любил приложиться к напиткам в репетиционной и пожрать тоже нахаляву любил. А тут всегда было так много вкусняшек, самых разных. И воды... Воды... Ты пытаешься приебаться к воде?! Я нахмурюсь, переведу взгляд на пластиковую бутылку, не понимая сути претензии.

  — Слушай, ну, на ней как бы не подписано было. Да, я немного выпил! - конечно, блять. Я зашел сюда с диким сушняком, и выбирая между "дойти до автомата, купить или вытрясти энергетик, открыть и выпить", я выбрал простую схему "открой бутылочку воды", — Она закрытая была! Значит, ничья, общая... — пожимаю плечами. Но по что тебе знать, что такое "общее", с твоими-то графскими замашками? Я достану пластиковый стаканчик, возьму в руки несчастную бутылку, — Налить тебе или чего?

  ... я, кажется, забыл, что ты — брезгливый. Или что ты пьешь именно эту воду. Ну, вообще, блять, у тебя столько правил и запретов, что мне проще ебнуться, чем запомнить, что тебе нравится / не нравится, танцуй, моя красавица! Так бережешь свою воду, так носи ее с собой! И не оставляй ее там, где ее могут взять все остальные! Между прочим, я не так уж и много выпил! Тебе еще хватит на целый день! Если засунешь себе в жопу теорию о том, что все бактерии Воронежа, поезда Воронеж — Москва, метро, общественного транспорта и квартиры в Алтушке, забрались через мой рот в твою невинную бутылку. Сам подумай, блять, какой бред!

  Но я тебе этого не скажу, конечно. Я же пытаюсь сохранить лицо, сохранить эту взаимную терпимость между нами.

— Ну, или хочешь, я тебе откуплю...? — я кивну на автомат, где стояли точно такие же бутылки. Ну, ладно, может вода в них была другой марки, но вода же есть вода, блять! Чего так убиваться?! Давай, несмеяна, разведи меня на сорок рублей! Последнее от сердца отрываешь...

// Всегда сочиняй мечты,
Есть миллионы шансов, что скоро будет все сбываться. //

Момоко испытывающе поглядела на всех присутствующих. Даже статус избранной старосты класса не давал Чиби Усаги той смелости, что позволила бы игнорировать этот взгляд. Вот она, вывеска-приглашение в театральный кружок которую они сверлят взглядом уже добрые пятнадцать минут.  ЧибиУса искренне, словно ей ничего больше в жизни  не надо, уплетала свой обед, пока все обсуждали перспективы данного кружка, и только после прямого вопроса Кёсукэ заподозрила неладное. Взгляд Момоко окончательно вывел её из равновесия.

— Я и не собиралась туда идти, у меня хватает своих кружков… — она даже отодвинула сэндвич ото рта и с подозрением посмотрела на ребят.

"Издеваются? Шутят!"

В интересы младшей из Усаги входили выпечка, садоводство и лепка. В её времени ей было неловко ходить с землёй или глиной под ногтями, да и на кухню не пускали, а вот здесь… Но Кёсукэ продолжал упорствовать.
— Послушай, ЧибиУса, мы о чём тебе толкуем весь перерыв, пока ты жуешь свой бутерброд, — он навис сверху  —  ты должна пойти и проверить этот кружок. Староста это не только титул, но и обязанности, к примеру — проверять работу новых секций ради одноклассников.
Растерянная староста перевела взгляд на Момоко, но подруга пожала плечами. Кëсукэ говорил правду. Значит праздное наслаждение почестями звания  закончилось и  наконец пора заниматься делом…

— Я схожу, — девочка вздохнула и сложила своё бенто. События последних дней и так захватили ее, тяжело было справиться с потоком мыслей и тайн кружившихся в сознании маленькой девчушки: перерождение Хотару, Гелиос, новые враги, теперь ещё и обязанности старосты.
Ребята хоть и были готовы на уговоры и даже пойти с ней, она и сама понимала, что у них в это время есть свои занятия.

Чибиуса в следующий перерыв успела опросить  одноклассников и узнать кто из них интересуется театром и захотел бы попробовать себя в качестве актера. И информация получилась крайне занятной, потому что заинтересованные были и они даже поделились тем, что оказалось наиболее интересным на их взгляд.
Театр в школе прежде уже был, но появился новый руководитель кружка куда пригласили и учеников  младшей Дзюбанской школы, что позволит и ученикам начального отделения не только заниматься в любительских кружках, но и приобщиться к более серьёзным урокам и постановкам. По крайней мере, буклеты обещали именно это. Руководителем кружка назначили Майю Китаджима, уже имеющую опыт на театральной сцене, ученицу известной актрисы Чигусы Цукикаге, а не рядового педагога, а значит она действительно знает что такое выступать на театральной сцене. Оставалось загадкой лишь то, как после роли в “Маленьких женщинах” можно покинуть сцену.
А вот то, что стало особо значимым для Чибиусы, настолько что она вцепилась в руку одноклассницы Кирики переспросив услышанное, так это работники закулисья.
— Мисс Мейо?! — а в голове звучало совсем другое имя.
— Да. Мама была на собрании, сказала что участникам даже костюмы сошьют, несколько человек из работников вызвались добровольцами поэтому если по итогам семестра удастся подготовить спектакль у нас даже будут свои костюмы.
Больше слов  было не нужно…  Готовая узнавать секреты театральной сцены ради одноклассников и, если посчастливится, то и его закулисья…
"Ради случайной-неслучайной встречи с Пи. "
После уроков Чибиуса  вместе с группой одноклассников и несколькими учениками параллельного класса направилась  к зданию творческого районного центра, в котором и должно было проводиться занятие. Пока они шли туда, праздно беседуя о высоком и не очень… Вскользь успела девочка задуматься о смысле занятия для шести с половиной человек (себя она считала за половину, потому что сцену избегала), но мысли эти рассеялись, когда на подходе к зданию встретилась ещё одна группа, а внутри ещё одна, побольше…  и вот у актового зала, приглашения ждёт разношерстная компания разных ребятишек из местных школы, общей сумме человек сорок или пятьдесят.

Ознакомительное занятие обещало быть шумным.

— Десять минут, — повторил с точностью тем же тоном, как это сказал Дилюк. Да, передразнивая, и да, запоминая таким образом чужие слова подобно установке. Целых (!) десять минут. Если уж опускаться до нынешнего состояния Кэйи, то можно было бы сказать, что за десять минут можно успеть умопомрачающе многое: и кончить, и прикончить, как пример. Для обеих опций, впрочем, у капитана кавалерии имелся стакан и коник: первый стоило допить, а второй, так уж вышло, из-за секундной близости тепла едва подтаял, отчего член и конь слились в единую, не такую разборчивую теперь фигуру, больше похожею на некое нечто с пятой ногой. — Десять, — повторил он про себя, кивнув и спроваживая (сопровождая) названого брата взглядом. Настолько сфокусированным и чётким, насколько, кхмн, мог. Попутно, залпом допив свою алкашку, засунул в рот коника с подтекающим членом. Отчасти оно позволило немного вернуть себе концентрацию и отогнать потерянность: шоковая волна, вызванная обжигающим холодом льда, когда капитан переборол в себе порыв выплюнуть, заместо того надавив зубами. Пережевать (не стекло, ну), а там и холодной водой по языку в глотку затечет, с привкусом алкашки вдогонку.

Этим самым — пережевыванием, заглатыванием, единением со вселенной холода во рту, от которой глаза охотно слезились (спасибо алкоголю) — Кэйя и занимался какое-то время, пока взгляд вновь вернулся к Дилюку, занятому уборкой. Протёр там, прошёл сюда, понаяривал здесь, переместился сюда, в то время пока окружение оставалось тихим, неподвижным, безлюдным и более не шумным, будто бы "остывающим".

Наблюдая за этой весьма медитативной картиной, в которой, в силу времени суток, атмосферы и состояния капитана, парень даже не заметил, как щека сначала уползла к ладони, после — к локтю, а там и в этот самый локоть лбом. Наверное, если бы он уснул прямо так, то спина наутро ломила бы так, что лучше вам не знать о возможных сравнениях в его голове. Однако сегодня — как ни странно — почти получилось достигнуть того, чего Кэйя (пытался) добивался, собственно, каждый раз, когда брался напиваться. Получалось — что напиваться, что достигать поставленной цели — достаточно редко, но то ли из-аз усталости, то ли всё-таки из-за присутствиям Дилюка, а мыслей в голове практически не имелось. Ничего конкретного, лишь винегрет, пока алкоголь приятно согревал всё тело, делая его ленивым и способным принять любое положение за комфортное, лишь бы только это наваждение вакуума не рассеивалось.

Ещё минут десять, наверное, и капитан потянулся бы за мехом, чтобы устроить под щекой и задремать, однако чужое касание заставило повести плечом и повернуть голову к тому, кто побеспокоил. Будто среди двух реальностей застрял, и понять бы, в какой из них какой из ног Альберих находился. Прикосновение это — будто продолжение тепла, но при этом из-за пределов шара невесомости, будто рассеивающее затекание и дремоту. И голос оттуда же, из-за стены, собственное имя из эхо (уснул ли уже? не приснилось, как его произнёс названый брат?). Более четкий, очень знакомый и... на удивление понятный: слова разбирались. Так или иначе, пьяное тело — это одно, а не такое опьяневшее сознание — другое. В противном случае спаивание других, когда пил и сам, в исполнении Кэйи просто не работало бы как ок один из самых (односторонне) эффективных методов добычи информации и разработки.

— О?

Альберих моргнул. Раз, другой, третий. Слова переварить, осознать, перебрать варианты ответа и... заместо всего, просто хмыкнуть, потянуться да, упершись о стол стойку, чтобы оттолкнуться, подняться на ноги.

— Мастер настолько не доверяет моей способности правильно распоряжаться лавкой, что готов пойти на настолько крайние меры? — голос его, как и манера говорить, как и чёртов взгляд — алкоголь это всё разве что подчеркивал, никак не обратным образом. Альберих мурчит, потому что добился самой лучшей из реакций, какой только мог добиться при... всём том, что и как делал сегодня (и что имелось до). Шаг не привёл к удару о стену, а вполне себе к открытому пространству, т.е. шагу с другой стороны тоже. А уж стена ли посередине, пропасть или что-то ещё — это всегда в их случае слишком сложный вопрос, Альберих им не задавался. Не сегодня, не сейчас. Ему просто эгоистично не хотелось молчать целую вечность. Сколько угодно, но не с Дилюком: ему куда больше нравилось молчание между ними, когда в этом заключался диалог, а не... Ну, как было с той ночи.

— Ла-адно. Раз можешь, значит пошли. Очень правильный подход к постоянным гостям заведения~

Улыбка, выход, менее стабильный и более шаткий пол (менее устойчивый, но ветрам с концами не поддавшийся Альберих*, вернее) — они уже не раз это проходили. Вроде как. Хотя вообще-то сейчас ситуация всё-таки отлична от прежних.

Настроение после этих съёмок просто потрясное. Осталось записать ещё одну программу, и на этом работа на сегодня будет окончена. Мне нравится промежуточный этап, потому что к нему как раз уже успеваешь разыграться и поймать свою какую-то волну юмора. Ну и, безусловно, очень бодрит, когда последняя сыгранная импровизация — дебаты. Встряхнув мокрой головой, я обернулся назад, чтобы убедиться, что Матвиенко, участвовавший в этой импровизации вместе со мной, идёт следом, вытирая лицо принесённым кем-то из помощников полотенцем.
 
  — Серёг, Серёг, — он отвлёкся на разговор с кем-то из организаторов, а мне очень важно, чтобы он посмотрел сейчас на меня, потому что у меня для него есть небольшой подарок, который я прихватил с собой со сцены. Ну а что? Сам напросился, знает же, что я ненавижу, когда воду выплёскивают прямо в морду. Ничего не имею против воды и моего в ней лица, но чёрт, за глаза обидно. Он представляет, сколько теперь времени уйдёт на то, чтобы привести раздражённые глаза в порядок? Этот говнюк знает. И я знаю, что весь следующий выпуск мне придётся бороться с покраснением. Но я почти не обижаюсь. И стоит Серёже повернуться, чтобы получить струёй воды прямо в хлебальник, как я смеюсь, понимая, что теперь он окончательно прощён.
 
  — Ах ты пи... — Матвиенко вовремя поджал губы, чтобы не успеть выругаться нецензурно и посмотрел на меня так, как привыкли смотреть кавказцы на свою жертву. — Иди сюда. Нет, вот подойди, — я не могу перестать смеяться, видя как вода стекает по бритой части его головы и лбу. Ещё и хвостик намочил, а ведь Серёга только-только вытерся, чтобы за нами не тянулась мокрая дорожка вплоть до самой гримёрки.
 
  — Ну Серёж, — выставив руки в защитном жесте — в одной из них по-прежнему красовалось "орудие преступления" — я постарался оправдаться. — Ну согласись, что теперь мы квиты, да? Ты первый начал. Стой, стой! — видя, что коллега совершенно не разделяет моего мнения, хотя в его глазах был виден весёлый огонёк, я кинул смятый стаканчик в него и бросился бежать по коридору. Знаете полезное для выживания правило? Разгневал кавказца — беги! Он, конечно, не кавказец, но иногда в нём это просыпается.
 
  Короткие ноги не позволяют ему нагнать меня сразу, поэтому, дрифтанув за угол, я почти что впечатался в идущего по коридору Антона. Отрыв между нами с Серёжей слишком небольшой, поэтому, схватив Шаста за плечи, я быстро нырнул за него, прикрываясь им, как щитом, от настигнувшего меня друга. Миниатюра с выглядыванием из-за Антона заканчивается довольно быстро, и мне едва ли не по лбу — уклониться и спрятаться за длинной спиной я успеваю в последний момент — прилетает тот самый стаканчик. Пролетев мимо, он с треском упал на пол, срывая наши ехидные смешки. И недовольный взгляд уборщицы с типичной тележкой. Воплощая в себе всевозможные стереотипы этой профессии, она окинула нашу компашку недовольным взглядом.
 
  — Я подниму, — улыбнувшись на её немой упрёк, я осторожно поднял стаканчик и даже постарался вернуть в прежнее состояние, прежде чем протянуть тот невесёлой женщине, которая, схватив его, убрала в нужное мусорное отделение в тележке. Выставив руки в защитном жесте, я позволил ей проехать мимо. Её осуждающий взгляд немного привёл нас всех в чувства, и я всё-таки отправился в гримёрку. В конце концов, времени было не так много, а мне ещё нужно было высушить волосы, чтобы они не висели как непонятно что всю следующую программу.
 
  Сушка занимает не так много времени, но я придирчиво взъерошу чёлку ещё несколько раз, разглядывая себя в зеркале. Девочка, что при этом старательно пытается расчесать распушившиеся волосы, неоднозначно провела расчёской пару раз, но заметив, что я снова переделал так, как мне нравится, расчесав волосы пальцами, отчаялась это делать. Наложив минимальный грим, она заметила, что чего-то не хватает, и ушла за косметикой, открывая дверь и оставляя её распахнутой.
 
  Единственное в этой гримёрке, что может привлечь моё внимание, это, конечно, зеркало. Я честно старался не придираться больше, но чёртова кудряшка, выбивающаяся из чёлки из-за влажности, просто выводит меня из себя.
 
  — Да бл.. — недовольно рыкнув, я вновь постарался пригладиться, наблюдая за собой в зеркале, когда до моих ушей дошёл знакомый голос. "Я имел тебя в жопу.." вынуждает меня даже вопросительно приподнять брови и отвлечься от зеркала, оборачиваясь в сторону коридора. Не сразу было понятно, ругается ли Антон с кем-то или просто шутит — тон у него был довольно раздражённым.
 
  Эта программа вообще далась Шасту нелегко. Мы с ребятами хорошо знали эту его черту — если Антон приходил на съёмки в хорошем настроении, то у него всё прекрасно получалось. Но вот если настроения не было... Он ругался, нервничал, и, мне кажется, только слепой не замечал, как во время съёмок он нервно покусывал губы и постоянно крутил на пальцах кольца. Сегодня был именно такой день. И что он так парится? Это же съёмки, а не концерты, тут всегда можно вырезать ненужное.
 
  Любопытство берёт верх, тем более, что девочка по-прежнему не вернулась, чтобы закончить со мной свою работу или уже была перехвачена кем-то ещё, и я решаю выйти в коридор, чтобы понять, что случилось. Убеждаюсь, что Антон в коридоре совершенно один, несмотря на то, что он едва ли не перешёл на крик, пытаясь рифмовать самодельный стишок про... видимо, про весну. Я, честно говоря, потерял суть уже после "имел тебя в жопу", но, кажется, это всё-таки был крик души, посвящённый погоде. А погода в Москве действительно была паршивой последние дни. Но, как говорится, у природы нет плохой погоды и всё такое.
 
— Меняй! — дождавшись, когда Антон закончит логическую цепочку, я вставлю свои пять копеек, чтобы немного над ним подшутить. Выражение на его лице, когда он поворачивается, понимая, что больше в коридоре он не один, вызывает на моём лице улыбку. Такой он всё-таки забавный... Мои глаза невольно опускаются на телефон в его руке. — А, это ты поздравление кому-то записывал? — усмехнувшись, я снова подниму взгляд, встречаясь с глазами Шаста.
 
  Кажется, его действительно беспокоит то, что произошло на импровизации "Это Рэп". Сложно было не заметить, что в последнее время он сильно переживал, если приходилось в ней участвовать, и многие рифмы шли довольно плохо. Хотя, как по мне, это был не худший вариант и очень даже смешной — по крайней мере, я постоянно смеялся над его шутками. Да и залу тоже очень нравилось. Но в такие моменты Шаст был самокритичен и недоволен собой.
 
  — Что, всё ещё переживаешь за неудачные рифмы? — решил уточнить у него я довольно удивлённым тоном. Если уж кто из нас из всех и был максимально отходчивым от каких-то неудачных моментов, то это именно Антон. И было даже странно. — Ты какой-то напряжённый сегодня. Бери вон пример с меня, ну, — беззлобно усмехнувшись, я продемонстрировал ему свою чёрную футболку — к слову, собственного производства — на которой снизу красовался популярный хештег "#япересталволноваться". — Может, тебе тоже такую подогнать. Хочешь? Или можем поменяться футболками, как в футболе! — изобразив, что стягиваю с себя футболку, я засмеялся, наблюдая за реакцией Антона. Не люблю, когда он так сильно напряжён — с ним тогда и играть становится сложнее. — Да не парься ты. По мне так классно вышло. Особенно вот эта... как ты там пел? Про беляши, — похлопав Шаста по плечу, немного сожму пальцы на его шее несколько раз, имитируя массажные движения. — Рассла-а-абься.
 
  В этот момент в коридоре вновь покажется немного загнанная девочка. В руках у неё будет женская косметичка — из-за моей чувствительной кожи часто приходится использовать девчачью косметику — бутылка воды и кружка кофе. Я отпущу Шаста, оборачиваясь к помощнице.
 
  — О, спасибо, — взяв бутылку с водой, открою её и сделаю глоток. Мне она также протянет косметичку, а сама шустро пройдёт дальше, унося кофе в следующую гримёрку. Бедняга. — Если хочешь, можем как-нибудь потренироваться... — вновь обращаясь к Шасту, предложу я внезапно даже для себя. Словив его непонимающий взгляд, сразу поясню, стараясь при этом показать, что я не худший в этом деле человек. — ...Рифмоплётством с тобой позаниматься, — закончу я рифмой и сделаю типичный "йоу"-жест руками, после чего посмеюсь и посмотрю в сторону Антона. — А, всё? Пора? — девочка быстро вернулась из гримёрки, приближаясь к нам. — Даваай, Шаст, — сжав кулачки, сделаю шаг к нему, чтобы открыть дверь и пропустить девушку в свою гримёрку. — Последняя съёмка, — переступлю одной ногой через порог. — Мне кстати про павлина очень понравилось, — замечу напоследок, ныряя в гримёрку и закрывая за собой дверь. 

Связи родственные для Парцифала Альбериха были не так значимы, как те связи, что он приобрел в течение жизни. Его интересовала магия, собственные эксперименты и разработки, слово "семья" было для него понятием отдаленным, клановая принадлежность была для него лишь общей фамилией. Постыдно ли, что связь с королем Ирмином была крепче, нежели чем со сводным братом? Он так не считал и тот факт, что у него появился племянник, пропустил почти равнодушно мимо ушей, мимоходом рассеянно поздравив брата и снова удалившись в собственные исследования. Время для того, чтобы завести детей, было весьма неспокойное, потому он в какой-то степени даже был готов от него досадливо отмахнуться, но... не вышло. Потому что мальчик был тем, кто связывал нитью родственной крови его самого и короля в какой-то степени. Потому пришлось — все так же досадливо — уделять ему внимание еще в королевстве. Общаться и обращаться с детьми он толком не умел, уничтожить на своем пути, чтобы не мешался — не мог, боролся с родственными чувствами и отрицал факт того, что где-то даже привязался, но все равно в итоге сдался. Понемногу учил магии, по-своему присматривал и целый один раз разрешил спрятаться в собственном плаще. Больше не разрешал.
Он считал, что мальчик погиб вместе с остальными и смирился с собственным почти одиночеством, когда он появился снова. За пятьсот лет Парцифал Альберих стер из жизни даже собственное имя, но ребенок, что связывал его с покойным другом, с семьей, вдруг появился снова, столь неожиданно и словно дал второе дыхание. Возможно, будил то, что Пьерро и так никогда не забывал, но вместе с тем их связь не давала Кайе повзрослеть.
Потому им нужно было расстаться. Не сказать, что Пьерро сделал неверный выбор, когда оставил его в хорошей семье, но теперь...
Но теперь перед ним взрослый мужчина. Такой не станет склонять голову с чувством вины или прятаться за ним. Ответ — средней степени дерзости, в нем видны прорезающиеся зубы не волка — но молодого волчонка, который уже может больно укусить. Пьерро медленным жестом протягивает руку к бокалу и поднимает его. Вино и в самом деле довольно приятное — жаль, что мастера, который его создал, пришлось столь равнодушно вывести из игры. Возможно, он создал бы еще немного шедевров и смог бы порадовать поставками вина другие регионы, но увы. Впрочем, и его посмертное творение заслуживает должного внимания.
— Вот как. Ну тогда времени будет достаточно. Но не жди от меня слишком многого, — что можно трактовать совершенно по-разному. К примеру "я не могу сказать больше". Ну или "это не то, что ты должен узнать сейчас". Или же такое простое банальное и понятное "знай свое место". Пьерро не торопится начинать, раз уж у них достаточно времени на разговоры, но все же совершенно спокойно сообщает.
— Появление дракона должно было привести регион в волнение настолько, что Архонт Ветра пробудился бы от своей спячки и наконец-то явил себя миру. Но увы, его решение передать власть людям, все так же осталось незыблемым. С другой стороны, мы получили необходимый нам резонанс, когда убрали одного из важных деятелей Мондштадта, так что можно сказать, что кое-каких целей мы смогли добиться, — досадно, что никаких признаков появления Барбатоса так и не было замечено, но, возможно, они смогли запустить цепную реакцию и спустя какое-то время получат то, чего так долго ожидали.
Пара лет ничто в сравнении с полутысячей. Пьерро знал, что осуществление плана будет продвигаться в течение многих лет и что слишком многое сводится с появлению определенного человека или существа, но даже стекло стоит мало-помалу пробивать тонким колышком, чтобы образовывались трещины, которые в нужный момент просто заставят стекло разбиться.
— А теперь о "надежде", — Кайя злится и раздражен. Интересно, в чем причина? В том, что он не появлялся столько времени? В том, что не его руками, но при неком его содействии погиб человек, что был с ним рядом? Так ли это важно в масштабе их прошлого и их вселенной?
— Многие годы я помимо прочего разыскивал всех тех, кто уцелел при катаклизме. Кое-что удалось найти, но это настолько мало, что практически ничтожно. Но такого как ты, Кайа, больше нет, — взгляд пронзительно синих глаз смотрит практически насквозь, пригвождая к месту.
— Тех, в ком осталась кровь родственников Ирмина больше нет. По вине Селестии и Архонтов в том числе, — отчасти и по их вине тоже, но то, что случилось, было слишком несправедливо и неверно. Честная борьба превратилась в фарс, когда была применена немыслимая сила и вряд ли кто-то из ныне оставшихся все помнил, но... Пьерро все еще был одним из них, пусть и успешно скрывался.
— Вместе с этой кровью есть и некоторые особенности, которые передаются лишь в новые поколения. Пока что ты — последний хранитель этой особенности, — вино все такое же легкое и приятное, только предвестник не позволяет себе большего, чтобы просто слегка расслабить мышцы. Говорит спокойно и просто. Словно не взваливает на вчерашнего мальчишку ответственность за целую погибшую нацию. Словно не обязывает и не связывает ему руки, не давая свободы выбора.
Что поделать.
У каждого из них своя судьба.
— Тебя интересовало только это? — снова этот чуть снисходительный тон, будто бы Кайя был способен на большее, но желал это скрыть.

В голове всё ещё с трудом укладывалось: отец мне не отец, а дядя Джон вовсе не дядя. Бросает в дрожь от одной только мысли: знакомство со сверхъестественным миром, парня-вампира принять куда проще, чем этот обман на протяжении почти семнадцати лет. Становится от самой себя противно, когда понимаю, что лучше бы дала Деймону себя укусить или поцеловать, чем жила в этой реальности — где Джон мой отец. Впрочем, это не мешает о нём волноваться. Мужчина был редким гостем в нашем доме ещё до смерти [приёмных] родителей, но он продолжал оставаться членом семьи, Гилбертом. И сейчас Джон был на волоске от смерти из-за той, кого привели в город братья Сальваторе. Косвенно, но я не видела иной причины для Кэтрин быть здесь. Притворяться мной, нападать на Джона. Целовать Деймона.

Боги, он ведь и правда решил, что я способна на подобное! До сих пор не укладывается в голове. Мы знакомы не так уж и долго, но он был должен уже понять: я не Кэтрин. Я бы уж точно не стала целовать брата своего парня за спиной у второго, и даже если не это, как Деймон мог подумать, что после всех бед, которые принёс моим друзьям и родным, нырну в его объятия... Видеть его сейчас совершенно не хотелось. Я была зла и имела право на это. Не только потому, что Сальваторе с таким упоением рассказывал о "нашем" поцелуе. Если бы он вовремя понял, с кем столкнулся на крыльце, Джон был бы сейчас не в больнице. Джереми тоже, возможно, не успел бы выпить вампирской крови. И хотя в этом случае Кэтрин была ни при чём, куда проще злиться на Деймона за всё разом.

— Врачи говорят, что он будет в порядке, — выходя из больницы, обращусь лишь к одному из двух мужчин, которые ждали меня. Не хочу даже смотреть в сторону старшего Сальваторе, и зачем он сюда приехал? — Его рана не такая глубокая, как... — опущу взгляд к собственным рукам, на которых осталась засохшая кровь Джона, — казалось, — усмехнусь. Мне нужно было вернуться домой. Не хотелось надолго оставлять Джереми, едва ли под присмотром тётушки Дженны он был действительно в безопасности, ведь она ещё не знала так много. Анна, сожжённая моим биологическим отцом вместе с другими вампирами минувшим вечером, уже не придёт к влюблённому подростку. Увы, это вовсе не значило, что он не найдёт новых сверхъестественных проблем на свою любопытную задницу.

Было сложно убедить Стефана, что мне не нужно сопровождение до дома, что за эти десять минут ничего не случится, и если уж Кэтрин захочет ворваться в нашу жизнь ещё раз, куда логичнее ей будет пойти к самим Сальваторе. Тогда я ещё не знала, как ошибалась. Всего лишь хотела побыть одна. Подальше от едких шуточек Деймона, от гиперопеки Стефана. В конце концов, продолжала пить вербену, а в сумке, которая сейчас лежала на переднем пассажирском сиденье машины, вместе с другими вещами, был спрятан кол. И хотя всё ещё сомневалась, что у Кэтрин осталось, как мне насолить, убеждала себя, что к этой встрече готова.

Уже не впервые, проезжая мимо "Мистик-Гриля", думаю о том, что мне бы хотелось рассказать обо всём Мэтту. Даже после расставания он оставался моим лучшим другом, и он должен был знать, что творится в этом чёртовом городе. Он был нужен мне, как, казалось, последняя частичка от той некогда нормальной жизни...

И как бы мне ни хотелось сказать нечто иное, сегодня заторможу неподалёку от бара по другой причине. Меня напугает показавшийся с заднего сидения незваный пассажир. Ступня резко вдавит в педаль тормоза, а одна из ладоней потянется к сумке, за тем самым колом. Голос покажется мне знакомым... Словно слышу собственный в записи. Подняв взгляд к салонному зеркалу заднего вида, замру в ужасе. Что ж, я была не права. Кэтрин не собиралась появляться перед братьями Сальваторе раньше, чем закончит со мной. Но что ей было нужно от меня? В смысле... Наверное, прекрасно понимала, что — избавиться. Но к чему все эти игры?

— Кэтрин, — краем глаза увижу её руку на спинке сиденья. Стоило ли бояться, что у вампирши с собой есть оружие? Она сама — оружие. Вжимаясь в спинку водительского сиденья, чуть потянусь вверх, чтобы выпрямиться вскоре после Кэтрин — нелепая попытка убедить что себя, что её, что мне не так уж и страшно. Не знаю, насколько работает в её глазах, но самой определённо становится легче. Стараюсь держаться за одну актуальную мысль: я жива. Жива всё ещё, и это значит, что давняя подружка Стефана здесь не для моего убийства.

Вот чёрт. Работает совсем недолго. Вскоре после того, как поняла, что смерть мне не грозит, позволяю страху подступить с новой силой. Ведь это значит, что Кэтрин нужно что-то ещё. Что она задумала что-то страшнее смерти...

— Чего ты от меня хочешь? — вновь взгляну в зеркало, только так могу встретиться взглядами с "пассажиркой". Рука, что уже нащупала сумку, ляжет обратно на руль. Не могу позволить, чтобы по моей вине кто-либо погиб, даже если это Джонатан Гилберт, который ещё сутки назад был готов без зазрения совести сжечь парня своей дочери. Ведь он, в отличие от меня, прекрасно знал, кто мы друг другу. — Вы ведь с ним знакомы, да? С Джоном? — позволю себе усмехнуться. Не поверю, что эта вампирша так хорошо подготовилась ко встрече со мной, она даже не тронула Джереми, который всё это время был в доме... Быть может, я ошибалась, и это даже не было попыткой припугнуть меня? Быть может, ей и был нужен Джон?