Начало июля 2018 г.

- Долина Ацтлан... Пропавший остров, эпицентр их культуры, где они создали великую цивилизацию, - мужчина со смоляными волосами задумчиво смотрел в ночное небо, сидя на входе в небольшой трейлер. Ана сидела рядом и молча курила, кутаясь в пончо, что спутник заботливо накинул девушке на плечи некоторое время назад. В течение дня солнце безжалостно выжигало пустыню, не оставляя после себя ничего живого, но ночью всё менялось: сначала приходило долгожданное облегчение от изматывающей жары, а после него - холод, от которого можно было укрыться лишь в чужих объятиях.
Горы, плотным кольцом раскинувшиеся насколько хватало глаз, острыми вершинами врезались в тёмно-синее, похожее за усыпанный алмазами бархат, звёздное небо. Здесь, под этим самым небом, было тихо, но из ущелья в нескольких сотнях футов доносились глухие удары кирки о камни и редкие еле слышные голоса исследователей, что перекрикивались между собой, когда совершали очередную находку. Осколки кувшинов, остатки орудий, кусочки гребней, которыми когда-то расчёсывали волосы темнокожие красавицы, - всё это бережно вынимали на поверхность, документировали и складывали в контейнеры для перевозки. Но самое главное, то, ради чего Ана оказалась здесь, вот уже два десятка лет ведя своё исследование, так до сих пор и не было найдено. У неё в запасе было ещё много времени, отчего она не теряла надежды, тем более теперь, когда казалось, что они наконец нашли мифическую прародину ацтеков, ту легендарную страну цапель, о которой ходили легенды, возводя её в статус второй Атлантиды.
- Райское место, которое было разрушено сдвигом тектонических плит, - негромкий голос мужчины нарушал блаженный ночной покой, отчего Ана испытывала лёгкое раздражение - так всегда бывало в те мгновения, когда Хосе пускался в восторженные размышления о том, каких успехов ему и его команде удалось добиться благодаря спонсорству Аны и её не менее жадной жажде отыскать долину. Никто не знал истинных причин заинтересованности девушки, но хватало уже того, что она добилась финансирования исследований. - Разлом Сан-Андреас, превративший это место в цепь гор, отведя взгляд исследователей и надолго скрыв здесь тайны великой империи. Но мы нашли его, Ана! Нашли - и скоро потрясём мир своими открытиями.
Мужчина обернулся к ней, и в темноте девушка видела, как возбуждённо блестят глаза Хосе. Бедный глупый Хосе, безмерно увлечённый своей идеей, слепо следующий по пути, который приведёт его в никуда. "Жалкая человеческая натура, мнящая себя кем-то большим, кем-то, способным что-либо изменить." Щелчком пальцев Ана молча отбросила сигарету, после чего мягко поднялась, сбрасывая пончо.
- Я спать, - равнодушно отозвалась брюнетка, шагая вглубь трейлера. - Ты идёшь? - требовательно уточнила она, не оглядываясь.
Хосе торопливо поднялся, зная, что если не поспешит - может остаться снаружи и провести одинокую ночь в своей палатке, а не рядом с Аной. За его спиной негромко хлопнула дверь.

15 июля 2018, чуть за полночь.

- Ана, проснись, - голос Хосе возник откуда-то издалека, неотвратимыми волнами наполняя сознание девушки. Она резко открыла глаза, подозревая, что ей это приснилось, но глава исследовательской группы навис над ней, и по одному только выражению лица мужчины можно было понять, что он находился в состоянии крайнего волнения. - Ты должна это увидеть! Невероятная находка, невероятная! Скорее!
Нетерпение, с которым Хосе гнал её вниз, в ущелье, говорило о том, что ничего подобного прежде они не видели здесь. На мгновение сердце сжалось от предвкушения, но Ана постаралась не обольщаться, зная, как больно может саднить крах надежд. Спешно оделась, набросив на плечи куртку цвета хаки, собрала длинные иссиня-чёрные волосы в хвост высоко на затылке, протёрла ладонью глаза, чтобы окончательно прогнать сон, и уже готова была шагать следом за Хосе, но остановилась в раздумьях. Исследователь уже выскочил за дверь, дав ей время привести себя в порядок, поэтому Ана наклонилась и вытащила из-под кровати небольшую сумку, которую вот уже два десятка лет возила с собой. Проверив содержимое, ведьма поспешила к ущелью.
Казалось, ночь была особенно тёмной в этот раз. Тучи рваным одеялом покрывали небо, но в прорезях то и дело мелькал рыхлый осколок луны и редкие звёзды. Этого не хватало, чтобы без препятствий добраться до ущелья, но Хосе благоразумно захватил с собой фонарь. Ему не терпелось рассказать о своём открытии, но он лишь выразительно поглядывал на спутницу, приподнимал брови с довольной улыбкой и всем своим видом показывал, что её ждёт сюрприз. Ану это поведение раздражало: она чувствовала, что невольно внутри зародилась надежда на то, что её поиски наконец увенчаются успехом. Сигарета в её тонких пальцах с бессменным чёрным маникюром подрагивала, но, к счастью, в темноте никто не смог бы обратить на это внимание и заподозрить что-либо.
Спуск в ущелье занял некоторое время, но на этот раз девушке показалось, что прошла вечность. Она нетерпеливо вглядывалась в полумрак внизу, дожидаясь момента, когда клетка стукнется об опоры, позволяя открыть дверь и выпрыгнуть на свободу. Хосе, похоже, терзался не меньше её. Наконец они оказались на земле, и мужчина чуть ли не бегом направился к раскопу, оглядываясь на Ану с довольной улыбкой. Это злило. Она ненавидела, когда кто-то знал больше её самой.
- Сотри эту ухмылку с лица.
- Ты не понимаешь, о-о-о-о, ты не понимаешь! - Хосе было плевать на агрессивный тон его спутницы, он разве что не танцевал от счастья.
Наконец впереди показались знакомые ограждения и столпившиеся вокруг них исследователи из числа тех, которые работали в ночную смену. Остальные спали наверху в лагере. Мужчины разошлись в стороны, пропуская Хосе и Ану, и на лицах каждого из них девушка видела такую же взволнованную улыбку, что и у её любовника. Но стоило бросить взгляд вниз, в яму, где проводились раскопки, показалось, что земля ушла из-под ног, перевернув мир. Несколько мгновений Ана смотрела на находку, не веря своим глазам, но чувствуя, как её начинает охватывать ликование.
Иссохшее, похожее на пергаментную бумагу скрученное тело мумии в свете ламп казалось бутафорией. Частично всё ещё зарытое в земле, ставшей безымянной могилой, оно являло собой зрелище пугающее, обескураживающее - и в то же время волнительное и таинственное.
- Возраст определить пока сложно, но явно больше тысячи лет, - возбуждённо шептал Хосе, склонившийся рядом с ней над мумией, когда девушка торопливо прыгнула вниз и приблизилась к телу. - Ты только глянь, как хорошо оно сохранилось. Череп цел, зубы тоже - это же настоящая находка! Это изменит историю!
Ана присела рядом с мумией, медленно изучая её и чувствуя волнение, смешанное с лёгким страхом. Неужели это он? Неужели она нашла его спустя столько лет? Неужели всё это правда?
- Отойди, - почти беззвучно потребовала она, потянувшись к сумке, которую захватила с собой скорее по старой привычке. Она даже не подозревала, что это возможно, но призрачная надежда всё-таки тлела внутри тогда, в трейлере. И теперь превратилась в пожар. Вытащив колбу с тёмной жидкостью, Ана замерла над мумией, на половину ещё зарытой землёй. Получится ли? Правильно ли она истрактовала все послания, скрытые в древних текстах? Действительно ли это ОН? Выбора не было. Или проверить, потратив драгоценную жидкость, или терзаться догадками, упустив шанс всей жизни. Дрожащей рукой девушка вытащила пробку, поднесла к губам мумии и позволила тёмным каплям крови упасть на превратившуюся в пергамент кожу, а затем стечь в чуть приоткрытый, похожий на дыру, рот. Растёрла дрожащими пальцами, чувствуя, как сама превратилась в тугой комок напряжённого ожидания.
- Эй, что ты делаешь! - Хосе схватил девушку за руку и оттащил от тела. - Что ты творишь?! Её нельзя трога..
Ана с силой ударила мужчину по щеке, вырывая своё запястье, пока опешивший Хосе прижал ладонь к лицу, потрясённо глядя на девушку. Та, которая была такой ласковой по ночам, сейчас даже не оглянулась на него, снова склонившись над мумией. "Ну же, давай..." Ничего не происходило. Неужели?.. Она снова ошиблась?..
- Imacaxoya, auh ixtenmimilihui... - её голос дрожал, но она не сдавалась, нашёптывая на древнем языке слова. - Mahuiztililoz, cuauhtiz. Itepoloaya. Nemiz, Yohuallianki!*
Громкий крик, в который превратились слова девушки, потонул во внезапном, взявшемся из ниоткуда порыве ветра, что поднял в воздух стену пыли, заставив людей сверху закашляться. Ана зажмурила глаза и задержала дыхание, после чего склонилась над телом ещё ниже, дрожа от восторга и предвкушения. Она будто слышала шелест, с которым кровь бежала по телу мумии, наполняя его жизнью, слышала шёпоты, происхождения которых не могла объяснить, но то, что видела - было ужасающе-прекрасно. Хруст, за ним ещё один - и тело, до того неподвижно лежавшее в земле, рвано дёрнулось, пробуждаясь от тысячелетнего сна.
- Сualli-tonal-tzintli, teo-chihua,* - прошептала Ана, когда увидела раскрывшиеся чёрные, как сама ночь, глаза на иссохшем лице чудовища.

*Его страшились, но сейчас его веки закрыты. Его будут вновь почитать, он будет воином-орлом. Пришло его время уничтожать людей. Ты должен жить, Ночной охотник!

*Здравствуй, божество.

знаете, я давно не играла девушками хд поэтому пост просто 100500 летней давности
Это было похоже на фильм ужасов. Боль раздирала изнутри, обездвиживала. А как бы она хотела сейчас убежать. Чтобы не видеть его лица, не слышать голос, который словно скальпель полосует её сердце. Но она не может даже пошевелиться. Или не хочет? Чего хочет Рина? Она, наверное, сама не знает. Может все-таки хочет кинуться ему на шею, чтобы вновь почувствовать его запах, не похожий ни на кого другого. Хочет почувствовать, что вот он, снова рядом. Почувствовать, как затягивается рана в груди. Почувствовать, как становится легче просто от того, что он рядом. Что он хочет её видеть. Что сам нашел её. Но что будет дальше. Может это снова лишь прихоть? И приласкав её, он снова ударит в самое сердце. Наигравшись, бросит. Адриана чуть не взвыла от боли и безысходности. Но зажав ладошками рот, лишь тихонько заскулила. Она была похожа на побитого щека, над которым поиздевались дворовые мальчишки. Сначала приманили кусочком колбасы, а потом просто пнули со всего размаха. А он, наивный, все равно шел к ним по первому зову, помня только добро. Вот и она, словно собачка. Помнила только хорошее, игнорировав то, что он уничтожил в ней все задатки любви и нежности. Что он сжег её дотла изнутри, оставив лишь оболочку. Лживую оболочку, которую с потрохами выдавали глаза, которые потухли навсегда. Больше не вернется в них тот огонек. Будет лишь его призрак. Глаза снова застелила пелена слез, и она всхлипнула, когда Брендон сорвал с её шеи кулон. Машинально положив руку на грудь, и не почувствовав там прохладного металла, она снова почувствовала, словно у неё отняли часть её души, хоть отнимать больше было нечего. Все сожжено. Пепел и запустение.
- Ложь… - эхом повторила Адриана, успокаивая себя. Она опустила взгляд на свои колени, не отнимая руки от груди. Его прикосновение заставило её дернуться. Словно её били током по оголенным нервам, словно загоняли иголки под ногти. Ри видела лишь его ладони, а в мозгу атомными взрывами вспыхивали воспоминания о том, какими ласковыми и нежными были эти руки. Взрывная волна от этих взрывов докатывалась до сердца, добивая его, уничтожая, разрывая в клочья. Хотелось закричать. Закричать так, чтобы сорвать голос, истерически, перепугать немногочисленных посетителей пляжа. Но выпустить хоть каплю боли из себя. Так не могло продолжаться. А слова Дитриха ещё больше обжигали её. Подняв взгляд, Адри снова вздрогнула, встретившись с его небесными глазами.
- Ты трус. Ты испугался того, что тебе будет больно. Ты испугался, и решил, что проще сбежать, нежели прочувствовать все, и отпустить. Ты запер это всё за личиной безразличия. А тут я, - горькая усмешка исказила её губы – Ты не подумал о том, что убьешь меня, сбежав. Ты сделал легче себе… - фраза оборвалась, и снова опустив глаза, она позволила ещё паре слезинок скатиться из глаз. Нельзя терпеть бесконечно. Девушка не хотела его слышать, но с упоением ловила каждое слово, упивалась его голосом, снова и снова впитывая его в себя, словно сладкий яд. Который доставлял удовольствие и убивал. Она не знала, что будет дальше, но просто физически не могла уйти от него. Он был её жизнью. Это никогда не прекращалось. Это маскировалось, пряталось, но это было так. И это было чертовски больно.
- Я вижу, что ты должно быть влюблена в меня, ты мне тоже нравишься, но это не тянет на любовь. – вторила его тихому голосу Ри его же словами, которые навсегда врезались ей в память, и вновь стирая с лица слезы. Нельзя было так издеваться над собой. Она отдала ему все – душу, сердце, тело. Готова была дать ещё что-то, если он попросит. Слишком мало времени и слишком сильное чувство. Брендон был необычным. Во всем. Нельзя так пропасть, влюбившись в обычного человека. Теперь Адриана понимала чувства Беллы Кален из пресловутого молодежного фильма. Когда она провела в агонии несколько месяцев, а потом запросто бросилась на выручку, оставив все, что помогало ей забыть. И ведь действительно, история была до боли похожа. Брендон и Линкольн. Эдвард и Джейкоб. Блондинка невольно усмехнулась. Ведь все повторялось. Сейчас она бы кинулась на выручку Дитриха, не задумавшись о чувствах Линка. Она понимала, что так нельзя, но, тем не менее, сделала бы это.
Кулон качался в ладони Бренди, словно пытаясь её загипнотизировать. Адриана почему-то сразу поняла, что это подарок не Линкольна. Что эта вещица несет в себе большую энергетику. Она чувствовала, что это его подарок. Но почему тогда носила его, мучительно пытаясь забыть его? Может, она мазохистка? Вот и сейчас, она рядом с ним, хотя могла его послать куда подальше и уехать на вечеринку. Но нет. Вместо этого она рядом с ним, тешит свое… Что? Даже непонятно было, что она тешит. Свои чувства в парню? Свое израненное сердце? Или что? Сейчас ей казалось, что её сердце обливается кровью, но улыбается, от того, что он рядом. Снова и снова подставляясь под скальпель позволяет себя уродовать, но улыбается, в тайне ожидая смерти и избавления от этого ужаса. Рина содрогнулась от собственных мыслей. Или от его прикосновения, к области сердца. Она хотела отшатнуться, но вместо этого ещё чуть подалась вперед, чувствуя тепло его ладони. Сердце в груди бесновалось, и он это чувствовал. Да и смысл от него что-то скрывать, если он запросто может влезть в голову, а выстроить там защиту из посторонних мыслей она там не может. Сейчас не может. Все стены, казавшиеся каменными, оказались пластиковыми и легко сломались, снова пустив его в душу, снова отдав ему Адриану. Но почему-то слова о Линкольне оскорбили девушку, всколыхнув злость. Рина подняла взгляд.
- А ты смог? – она со злостью смотрела на него – Ты смог сделать меня счастливой? Я не собираюсь ни в чем тебя убеждать, а тем более отчитываться. Единственное что ты смог – это разрушить мою жизнь, уничтожить все внутри и сбежать. Словно последний трус! – с каким-то нездоровым удовольствием она выплевывала ему в лицо все эти слова, хотя не хотела этого – Он может и не особенный, но он, по крайней мере, искренний! Он не боится того, что может быть! Он действительно любит меня, и не ищет отговорки для самого себя. И знаешь, - она стряхнула его руки со своих коленей и поднялась, отряхивая с платья песок и смотря на Дитриха сверху вниз – Наверное, это единственная правильная вещь, которую ты сделал! Ты подарил мне шанс быть счастливой и любимой, не отдавая при этом всю себя и не изматывая свое сердце. Да, это эгоистично, но со временем я буду готова полюбить, и уверена, что смогу полюбить Линкольна. Действительно полюбить! А ты… - она запнулась, - Ты никогда не покинешь мое сердце и продолжишь мучить меня всю мою жизнь! Как бы я тебя не гнала, ты словно вирус, занесенный туда. Ты укоренился там! – она почувствовала, как слезы подкатывают к горлу, почувствовала, что она сказала это все со зла, но сказала в какой-то мере правду – И можешь быть там сколько тебе угодно. Я смогу жить с этим, я сильнее! – слезы блеснули в глазах, и, отвернувшись, она быстро зашагала к океану, не давясь слезами, а выпуская рыдания наружу. Громко, со всхлипами и буквально водопадами слез. Это была истерика. Такая, какая должна быть. Не проглатываемая. Вцепившись в волосы, девушка бессильно зарычала. Она не знала, что ей делать. Его слова ядовитыми занозами сидели в голове. Зайдя в воду по щиколотку, блондинка посмотрела на поверхность океана, которая отражала последние, алые лучи заката. Вода была похожа на кровь. Это было столь символично, что покачав головой, Лоренс прикрыла глаза. Бешеное желание утопиться. Прекратить свои мучения. Навсегда. Может сама она не смогла бы этого сделать, но возможно дар Брендона мог ей в этом помочь. В голове вдруг снова всплыла картина играющих на пляже детей и их родителей. И понимание того, что она не хочет рядом с собой никого, кроме этого дьявола, страшным вихрем вновь ворвавшегося в её жизнь заставило её снова зарыдать. Так не могло быть. Невозможно так любить. Просто нереально. Её характер, которым она всегда гордилась, был сломлен. Легким движением. Одним взглядом. Парой слов и прикосновений.  Обхватив плечи руками, она смотрела на угасающее солнце. Вот так просто тоже взять и погаснуть. Избавиться от проблем. избавить от них Брендона, оградить от её эгоистичности Линкольна.
Блондинка  не услышала, как он подошел к ней, и едва не подпрыгнула, когда руки Дитриха обняли её сзади за талию. И она вдруг расслабилась, почувствовав себя максимально защищенной. Хотя в глазах стояли фотографии из только что открытого кулона столь символичным ключиком, висевшим на шее парня, а на щеке до сих пор пылало его прикосновение. Рука вновь машинально коснулась цепочки, которую он вернул на шею уже вместе с ключиком, и она улыбнулась, снова роняя слезу, на этот раз счастливую. Нельзя так. Она мотнула головой.
- Отказывался видеть ты… - тихо сказала она, и голос был похож на шелест волн – Я никогда не боялась ответственности, которая пала бы на меня в той же мере. Я не боялась своей любви к тебе. Не боялась последствий. Пока они не наступили… - взгляд устремился вдаль, к горизонту – А вот теперь я боюсь. Теперь, когда  я считаю, что ты ушел. Что я забыла. Теперь, когда я дала себе право быть счастливой, дала себе шанс побороть эту адскую боль… - Ри опустила голову ,скрыв лицо за волосами – Ты снова приходишь и говоришь, что не забыл меня. Для чего это все? Ты хочешь проверить действительно ли я тебя любила и люблю? Или хочешь просто вновь попробовать свои силы и убедиться в том, что ты ещё можешь? Ведь ты снова сбежишь, Брендон. – она повернулась, не дав объятьям распасться, и заглянула в его глаза, которые будто светились в сгущающихся сумерках. Она не знала, что она там увидела, но она чувствовала, что они родные. Что других таких никогда не будет, кто бы ни был рядом с ней. Каким бы замечательным не был этот человек. Как бы не любил её. Сердце Адрианы всегда будет принадлежать только ему – Брендону Дитриху. Грязнуле с фонтана.
- Или скажи мне, что я ошибаюсь. И что ты пришел сегодня сюда, нашел меня, для того чтобы сказать то, что прячешь от самого себя, хотя существование этого чувства в тебе неоспоримо. – она обхватила его руками, прижимаясь к нему, и утыкаясь носом в шею. Его запах заполнял её легкие, действуя опьяняюще – Просто скажи то, что чувствуешь. Посмотри, сможешь ли ты побороть свой страх ради счастья. Ради своего спокойствия. Или может даже ради меня… - Адриана усмехнулась своим собственным словам. Это казалось одной большой галлюцинацией. Да и не имела она права сейчас обнимать его, быть рада тому. Что он так по-хозяйски обнимает её. Но что она могла сделать, если она навсегда принадлежит ему, а он словно ветер в поле – всегда свободен. А она снова и снова будет разбивать сердце вдребезги, топтать осколки в пыль, и заходиться в истерике по ночам, но снова будет прощать его. Но может все-таки всему есть предел, и Дитрих сможет признаться. Самое главное себе, в том, что у него есть к ней чувства. Он не просто так говорил, что всегда был с ней. Если бы ему было наплевать, он не искал бы встречи и не мучил бы её сейчас, вновь заставляя страдать. Вновь заставляя искалеченную душу изгибаться в агонии и сгорать дотла, а потом возрождаться словно Феникс, чтобы сгорать снова и снова. Бесконечный цикл, который способен прервать лишь он. Но кое-что поняла и Адриана. Все то время, что они были вместе, Ри не скрывала, что любит его. Но только сейчас поймала себя на мысли, что вслух никогда не говорила этого ему. Но имело ли это значение для него? Ведь он мог прочесть все её мысли, знать все её чувства, безо всякой шелухи. Но одно дело – влезть в голову и узнать об этом. А совсем другое – услышать это из уст человека, к которому что-то испытываешь. Закусив губу, она закрыла глаза, лишь крепче прижавшись к Дитриху. Для неё сейчас сказать это сродни самоубийству. Она окончательно поставит на себе печать его девочки. Для себя она навсегда останется с ним. И никто уже не поможет ей. Никогда. Это проклятье. Оно будет с ней всю жизнь. Ну, а может это благодать? Может она подвигнет его на что-то этими словами, которые стали до того бытовыми, что потеряли всю святость и весь свой смысл. Но незачем строить воздушные замки, все ведь познается опытным путем, правильно? Но Адриану терзали сомнения. Сильные сомнения. И вдруг, сама того не ожидая, она все-таки сказала то, о чем думала последние несколько месяцев.
- Я люблю тебя… - прошептала блондинка, и замерла, будто статуя, ожидая реакции, и понимая, что пути назад теперь нет. И никогда не будет.

Всегда было приятно выходить с работы, вдыхать прохладный воздух, а потом закуривать сигарету. Дым рассеивался за считанные секунды, а внутри распространялось чувство спокойствия. Все, больше не стоит думать про отчеты, вечер можно было уделить другому, например, творчеству. Если бы не музыка, Николя бы давно свихнулся, но без работы иные мысли одолели бы его. Свое одиночество он восполнял обильной работой в полиции, иногда даже брал дополнительные рабочие смены, лишь бы не думать, чем заняться вечером. Домой он приходил только чтобы переночевать, смысла проводить там время не было, все равно он не научился видеть в доме уют домашнего очага, его никогда не было в его детстве, лишь только какие-то мимолетные проблески.
Ему повезло с начальством, мужчина с юмором, который вечно усмехается в свои пушистые усы, подкалывая сослуживцев. Да, Мэрфи умел сказать острое словцо, за что Ник его уважал еще больше, но также они часто собачились по тому поводу, что Николя не помешал бы напарник. После того, как он разошелся с предыдущим, Нику часто подсовывали новичков, чтобы тот их тренировал, поскольку обладал самым большим терпением в отделе, но потом ему просто надоело возиться с этими сопляками, ведь мужчина любил настоящие дела, над которыми можно было поломать голову.
Самой главной проблемой их отдела был Джеймс, самый бездарный парень, место которому в участке купил его отец, занимающий важный чин в этой сфере. Его откровенно никто не любил, даже Мэрфи, но всем приходилось терпеть неуклюжего лупоглазого болвана. Нику пришлось испытать на своей шкуре, когда Джеймс пытался набиться к нему в напарники. Николя просто не выносил, каким обожающим взглядом на него смотрит этот парень, даже думать не хотелось, что там творится в мыслях этого типа с маньячной улыбкой. Так что, работалось в участке весело.
Николя часто думал, за что можно было любить Сиэтл, почему он выбрал именно его. Если выйти к пристаням, то взору сразу открывалось бескрайнее море. Был и пляж, на котором можно сидеть часами, смотря вдаль. Это место сильно напоминало о родном доме, о северном побережье Франции, где прошло все его детство. Мальчишка мечтал о дальних странствиях, о том, как уплывет на корабле далеко-далеко. Его сердце рвалось навстречу приключениям, хотелось стать героем одной из книг, встретиться с пиратами или даже стать одним из них. Нико много играл на пляже, создавал свою армию крабов, а также прятал в жестяной банке свои сокровища. У мальчишки было не много ценных вещей – карточки со знаменитыми футболистами, машинка, пара использованных батареек, какие-то механизмы и детальки… В общем, на первый взгляд полная ерунда, но сейчас, вспоминая это, его сердце наполнялось ностальгией и тоской. Может быть, у него было мало приятных моментов в детстве, но тот пляж он любил всей душой.
Высокий мужчина неспешно шагал по ночному городу, облаченный уже совсем не по-рабочему. На нем были черные джинсы и обычная темно-синяя футболка, сверху он накинул любимую черную кожаную куртку, которой редко когда изменял. Она прошла с ним через многие трудности, кое-где выглядела потертой, но каждый след на ней – напоминание о том или ином событии в жизни. Также как и татуировки. Сейчас было не видно, но стоит ему раздеться до пояса, и можно рассматривать тело мужчины как экспонат в музее. Каждая тату была сделана после каждой эпохи в его жизни, практически все участки кожи на руках, спине и груди были заполнены татуировками.
Ник вглядывался в ночную тьму, которую рассеивали тусклые фонари. Все было как всегда, ночной город жил своей жизнью. Многие обычные и скромные люди сбрасывали с себя привычные маски и, желая стать другими, шли в бары и ночные клубы. Милые блондинки надевали парики и танцевали у шеста знойными брюнетками, тихие парни в очках снимали их, раскрепощаясь до крутых личностей под градусом выпитого. Людям просто необходимо сбрасывать ту шкуру, под которой они вынуждены жить. Какие они настоящие? Никто не знал.
Ник усмехнулся, заходя в двери одного бара, где его уже ждали. Поздоровавшись с персоналом, он заказал себе пива, сделал глоток и отправился в сторону стула с гитарой. У француза была договоренность с этим баром, он мог приходить сюда время от времени и играть свои старые песни. Скинув куртку, Ник взял в руки гитару и провел по ее струнам. Конечно, ему была милее его собственная черная гитара, но он редко когда брал ее в бары. Она была у мужчины еще с тех пор, как он играл в группе. В какой-то мере гитара та была для него очередным воспоминанием. Пальцы сами зажимали заученные аккорды, сегодня у Лефевра было настроение, склонное к ностальгии и лирике, потому он пел одну свою песню на французском про любовь. Еще бы, о чем, казалось бы, петь на этом романтичном языке? Но на деле у мужчины было немало печальных песен, но также имелись и веселые, ведь подростками они отрывались по полной. Но все рано или поздно заканчивается, c’est la vie.* Закончив играть, мужчина вернулся к барной стойке, чтобы допить свое пиво и перекусить. После работы он был голоден как волк.

Чжухон понимает, что ему может как повести, так и нет, но попробовать стоит – если есть хотя бы маленький шанс вернуть украденную вещь, им нужно воспользоваться. Он бежит настолько быстро, насколько способен после тяжёлого рабочего дня, и в какой-то момент ему улыбается удача – вор слишком далеко отводит руку с сумкой, позволяя Чжухону схватиться за ремень. Он резко дёргает его на себя, и преступник, явно этого не ожидавший, разжимает хватку.

Несколько секунд они смотрят друг на друга, а потом вор, оставшись ни с чем и, возможно, испугавшись, что раскрыл своё лицо, убегает. Продолжать его преследовать бессмысленно. Чжухон не полицейский, да и кто знает, может быть, у него есть оружие. Отдышавшись, он разворачивается, чтобы идти обратно, и видит ожидающий его на другом конце аллеи силуэт. Это точно Дженни. Он готов поспорить на что угодно.

Всё происходящее вызывает у Чжухона противоречивые чувства. С одной стороны, его невероятно злит, что кто-то посмел обидеть Дженни. С другой – дико раздражает, что ему почему-то вообще есть до этого дело. Да, это обычная реакция нормально человека – быть нетерпимым, когда кого-то обижают, тем более женщину, но его эмоции подпитаны не только жаждой справедливости, но и бессмысленными, никому ненужными чувствами. Поэтому Чжухони злится на себя. Да и в целом, разве это не издевательство судьбы – снова столкнуть их, к тому же в такой драматичной ситуации? Это не дорама, это жизнь!

Подойдя ближе, Чжухон понимает, что Дженни плачет, и это его шокирует. Нет, конечно, ему не впервой видеть её слёзы, но, если честно, это последнее, чего он ожидал от новой железной Дженни. Неужели там, внутри, ещё осталась та девушка, которую он полюбил?

Дженни прижимает сумку к себе и утыкается лбом в его грудь, шокирая Чжухона снова. Они как будто вернулись на несколько лет назад. В то время, когда они ещё не знали, что им не суждено быть вместе. Это разрывает Чжухону сердце.

– Не плачь, всё хорошо, – произносит он и, немного подумав, можно или нет, всё-таки обнимает Дженни, чтобы её успокоить. В голове один за другим всплывают воспоминания из их прошлой жизни, и ему кажется, что ещё чуть-чуть, и он сойдёт с ума. Ему так сильно хочется вернуть всё это, но он лучше кого-либо понимает, что это невозможно. – Мы можем пойти в полицию. Я запомнил его лицо, – добавляет он, аккуратно и осторожно поглаживая Дженни по спине. – Давай сядем.

Благо далеко идти не надо – скамейка в двух шагах от них. Чжухон помогает Дженни дойти и сесть. Кажется, от пережитого стресса её ноги стали ватными – она совсем на них не держится. Зато руки слушаются её отлично. Дженни не разжимает их и мёртвой хваткой держится за свою сумку, как будто её всё ещё могут украсть. Очевидно, там что-то очень важное для неё, но Чжухон не собирается лезть не в своё дело и расспрашивать об этом. А раньше ему и спрашивать бы не пришлось.

– Я провожу тебя до общежития, – даже не предлагает, а утверждает Чжухон. На автомате он наклоняется к ней и убирает за ухо выбившуюся на лицо прядь волос, а потом, осознав, тут же отстраняется. На языке вертится «прости», но он понимает, что это прозвучит глупо.

Знакомые стены, коридоры, каждый поворот которых я знала наизусть. Казалось, если я закрою глаза, смогу найти любой кабинет, не открывая их. Но сердце колотилось так, будто я была зеленой первокурсницей, у которой подгибались коленки и холодели руки, стоило преподавателю философии взглянуть на нее. Но все было гораздо сложнее. На первой лекции он говорил нам, что эмоции человека и его внутренний мир гораздо сложнее лабиринта Минотавра. Что нити Ариадны будет недостаточно, чтобы найти из него выход. И он был прав. Он был прав абсолютно во всем. Ему не нужно было говорить, почему тот или иной студент отсутствовал, он знал наперед, кто прогуливает, а кто не приходит на его пары по уважительным причинам. Настолько проницательный и умный, обладал такими красивыми и проницательными глазами. Они всегда напоминали мне бушующее море. Но как только я начала понимать, почему я видела его во снах, думала о нем каждый день, я перестала смотреть в его глаза прямо, всегда отводила взгляд. Боялась, что он поймет - глупая девушка влюбилась в него и теперь ее не интересует больше ни один мужчина кроме него. Знал ли он об этом или нет, я до сих пор не могла понять, ведь зачет мне был проставлен автоматом за стопроцентную посещаемость. А теперь... Теперь я сама иду к нему в надежде получить помощь, дельный совет. Переступив порог, я окунаюсь в тот поток, который снует по коридорам, не замечая ничего вокруг. Незнакомая девушка не интересует их. Кто-то стоит и паникует по поводу предстоящей сессии, ведь он не все лекции прослушал и записал. Кто-то ищет среди толпы преподавателя, которому что-то задолжал, а теперь ему нужно исправить это, иначе не допустят до сдачи.
- Джулс! - миссис Томпсон ничуть не изменилась.
Такая же добродушная полная женщина, от которой всегда пахло ванилью. Даже брошь в виде розы все еще была приколота к черной водолазке. Она все так же мило и тепло улыбалась, отчетливо ее старческие морщинки появлялись в уголках глаз. Но это ей лишь шло. Мне всегда казалось, что у нее замечательная семья, а ее внуки просто счастливые обладатели такой бабушки. Я не забыла ее хотя бы потому, что она была моим научным руководителем и помогала мне писать научные работы, дипломную работу и всегда верила в меня. Даже сильнее, чем я сама наверное.
- Здравствуйте, миссис Томпсон! Вы прекрасно выглядите! Как поживаете? - спросила я немного нервно улыбнувшись.
- Ох, спасибо, спасибо, милая. Да что может быть интересного в моем возрасте. - она засмеялась и мне сразу стало легче, - Мне кажется, или ты похорошела? Все еще мисс Ривс или мне стоит называть тебя миссис?
- Нет. Я все еще Джулс Ривс. - грустно улыбнулась я.
Как тут думать о замужестве, когда и твоя жизнь настолько бешено шла вперед? Сначала работа, которая выжимала все соки, потом повышения и вся эта беготня с кучей документов. Разборки с младшим братом по поводу его места работы. А теперь еще трагедия с Кларой и шестилетняя девочка, которая почти со мной не говорила и часто оставалась с бабушкой, пока мисс Николби думала о моей просьбе перенести мое рабочее место ко мне на дом. Все равно ведь бумажной работой занимаюсь, все систематизирую. А этим можно и дома на компьютере заниматься. Да и работа была недалеко, а на машине так вообще можно было за десять минут добраться. Иными словами, мне было не до отношений. Да и никто не мог меня зацепить так, чтобы я хотела строить с этим человеком свою жизнь.
- Какими судьбами к нам? Брата или сестру устроить? Как они? - мои размышления снова прервала миссис Томпсон.
- О, это долгая история, но Адам и Энди вроде отлично устроились. Занимаются любимым делом. - не хотелось говорить женщине, что я ищу мистера Донована, она начнет задавать вопросы, а мне на них не хотелось отвечать.
Я историю собиралась выдать за историю своей подруги, как это обычно делали в кино. Но получится ли? Врушка из меня была никудышная, да и волнение скажется. Язык может начать заплетаться и выдаст меня с потрохами. Я мягко улыбнулась и сказала, что просто пришла вспомнить студенческие годы, так сказать. И ведь атмосфера действительно располагала к этому. В стенах университета я снова почувствовала себя студенткой. Вот был бы сюрприз, если бы из столовой вышли мои бывшие однокурсники. Я бы тогда совсем растерялась и забыла, что мне двадцать пять. Миссис Томпсон посмотрела на часы и охнула, как раз в тот момент, когда коридоры начали опустошаться.
- Мне пора, милая, у меня пара у четвертого курса. Была рада тебя повидать, - и она пошла в сторону деканата, чтобы узнать, в какую аудиторию следует направиться.
А я пошла к расписанию, долго искала нужную фамилию и начала думать, что он уволился, и я зря сюда пришла. Но через пять минут наткнулась на нужный предмет и фамилию. И сердце снова забилось так, что я каждый удар бил по вискам. Глубокий вдох. Пара идет полтора часа, у меня еще есть время подумать, что я буду ему говорить и вообще решить, а не стоит ли пойти к кому-нибудь другому. Но мысль, что этр может помочь Лили стать более разговорчивой и живой, заставляла отбрасывать сомнения и идти к нужному кабинету. Студентов около двери не было и вообще дверь открыта. Я аккуратно зашла в пустую аудиторию. Он стоял около стола ко мне спиной и, кажется, собирался уходить. Повезло, я вовремя пришла.
- Мистер Донован, - я начала говорить тихо, чтобы не напугать, а то мало ли, - я Джулс Ривс. Вы меня, наверное, не помните. - ладони тут же вспотели, стоило ему посмотреть в мою сторону. - У вас есть время? Мне бы хотелось с вами поговорить.